|
Татьяна Смертина Ничего особенного Tatiana Smertina |
|
|
| Главная | рассказы - оглавление |
 Татьяна Смертина, рассказ о запредельном: Ничего особенного Ennio Montariello |
Ничего особенного Сидела на подоконнике в лесхозе. Злилась на себя. Хотелось вникнуть в латынь, а в селе никто не знает. Латынью я мечтала сделать описание трав, мне тогда казалось – это по-научному, надо. Пошла в больницу, там рецепты на латыни. Врачиха сказала: - Уйди, не мучай меня. Пристала к учительнице, я тогда в восьмом училась. А она: - Тебе немецкого мало? Почему физкультуру пропускаешь? Леший! С физкультурой этой! Бегать наперегонки и прыгать через козла! Раз-два... Три-четыре... Вот так оказалась на подоконнике в лесхозе. С раскрытой на коленях старинной книгой по лесоводству какого-то профессора Рудзкого, в коей мелькала латынь. Я ее радостно запоминала. И вдруг сообразила, что запоминаю зрительно, а произнести не могу! Это меня выбило из колеи, сидела злая. Я даже по памяти исписала целый листок этой латынью. А прочитать не могла. Сплошная бесполезность. Балдёжная глупость. Вот так цветы-дубравницы пляшут на ветру танец нежности. А зачем? Да и сама книга, местами, на меня наводила легкий ужас. Вспоминалось: "Саранча летела , летела - и села. Сидела, сидела, все съела и вновь улетела". В шкафу лесхозовском забыто пылился и мерцал позолоченными обрезами книжный антиквариат по лесоводству еще с царских времен, оттуда я и вытащила этого Рудзкого, издание 1800-какого-то года. В комнате лесхоза находились служащие. Один из них - дядя Филипп, мой родич. Ну, он там, наверное, был и не дядя, а как-то по-другому назывался, но я звала дядей. Светло-кудрявый. Он ко мне с детства – внимательный, заботливый. Он мне лишнюю конфету – а я к сладкому равнодушна. Но дело не в этом, и даже – не в латыни. Сидела я злая на подоконнике. В душе что-то смутно ныло и ныло надсадно. Смотрела в раскрытое окно, в палисадник. Там клумба с ало-тёмно-рдяными маргаритками и несколько яблонь, усыпанных яблоками. В комнате остался один дядя Филипп, что-то писал за конторкой. От скуки сделала из исписанного латынью листка самолетик и швырнула по комнате, он крутанулся и сел на стол дяди. Филипп глянул на самолетик, увидел мои бессмысленные "иероглифы": - Это по-каковски? - По-таковски! - ответила я искренне. День клонился к вечеру, вдруг стало быстро темнеть. Приближалась гроза. Начало погромыхивать, и всё ближе, ближе. Филипп поднял голову: - Таня, закрой окно. Молния залетит. - Душно. Не закрою. - Тогда слезь с подоконника, от греха подале. - Какой тут грех, не понимаю? - я даже не шелохнулась. Небо почернело. И где-то вдали, над Вяткой, оно ломалось белизною. Вспышки стали ослеплять, поднялся ветер. Что-то завораживало, чаровало. Душа заныла еще тоньше. Дождь перекосил-искривил пространство, торопился перецеловать маргаритки. Я забыла про книгу. Забыла про солнечную явь. И в это мгновение шарахнуло так, что треск и одновременная вспышка молнии – оглушили, ослепили. Я лишь успела заметить, как огненная белизна скользнула в яблоню, высветив ее мгновенным рентгеном... О-о-ох!  Татьяна Смертина, рассказ о запредельном: Ничего особенного
И я увидела... Глазам не поверила... Яблоня раскололась стволом на части... Посыпались в траву яблоки. Затем загорело лиловыми змейками... Несколько мгновений сидела, потрясенная увиденным. Затем спрыгнула с подоконника в палисадник и стала завороженно приближаться к расколотой яблоне. Перешагнула через огни, оказалась в гуще яблок и струящихся змеек! О-о-о! Было необычно, было странно! Небесное электричество без проводОв. Что оно такое? Оно раньше было - немыслимо где! А теперь - ползало по земле, красиво вспыхивая и чем-то маня... Цветы-бабочки-звери-куницы... Сияние ножей, снятое с этих ножей и брошенное полуразвязанным снопом...  Услышала вскрик, повернула голову. Кудрявый Филипп стоял в тёмном проёме окна. И тут у меня в душе что-то произошло, и вообще, со мной что-то произошло. С ужасом смотрела на Филиппа в лилово-синеватой раме окна. Он был бледен и растерян. Затем хрипловато произнёс: - Танюш! Ты как тут оказалась? Сильно я удивилась. Что он, как сомнамбула? Неужели не может сообразить, что я просто спрыгнула с подоконника в сад? Здесь невысоко. Несколько минут смотрели друг на друга. Он на меня, среди огня и яблок. Я на него – в этом лиловом окне. И как-то он был не совсем похож на себя. Может, освещение такое? Вот, вроде бы, и всё. Ничего особенного. На первый взгляд.  рассказ о запредельном: Ничего особенного
А тут еще ливень - он стекал, обтекал, пронизывал, обвивал и целовал... Филипп опомнился: - Таня, уйди оттуда! Немедленно! Я ушла, но медленно. Улыбаясь непонятно чему и в то же время чуя непонятную тревогу. С того времени, когда доводилось встречаться с дядей Филиппом или когда заводили о нем речь, у меня всегда возникал его странный портрет в лиловой раме окна, и никак я не могла отрешиться от этого образа, забыть, вычеркнуть из памяти. Пустяковое мгновение, а так зримо врезалось, что никакими силами невозможно стереть из былого... Я уже привыкла к этому за текущие года. Так привыкла, что и мыслей никаких не возникало по этому поводу, пока... Пока... Несколько лет назад, когда приехала ненадолго в село, мне сказали, что дядя Филипп болен, в больнице сельской лежит. В преклонных годах он сильно хворал, иногда путал прошлое с настоящим. Я шла на реку в легком платье, хотя день был пасмурный. Зашла в больницу, прошла в его палату, где он был один, глянула и замерла от ужаса: дядя Филипп стоял на фоне лилового окна, кудрявый, растерянный, бледный! Портрет, знакомый мне до мелочей за долгие годы воспоминаний этого образа. ЭТО! Я именнно ЭТО видела тогда, во время грозы, когда шарахнуло яблоню молнией! А он слегка шевельнулся и прямо-таки убил меня фразой, ТОЙ самой фразой: - Танюш! Ты как тут оказалась? Мне горло сжало от слёз. Что я могла объяснить? Кому? Даже дяде Филиппу не могла. Места себе не находила от этой непонятности! Непонятности, ясной, как Божий день!  рассказ о запредельном: Ничего особенного
И самое роковое во всей этой истории: это были последние мгновения, когда я видела дядю Филиппа живым – его портрет в лиловом проёме окна в сельской больнице. Я уехала, а зимой он скончался. Мне не хочется ничего объяснять про эту действительность, что нас окружает. Не хочется вдаваться в мистику или нечто подобное... Одно ясно – наша простая земная жизнь почему-то не так проста. Мы себя до конца не знаем, и главное – не желаем знать. Наверное, у многих нечто подобное в жизни случается, но оно так размыто вдоль времени, что и незаметно. И еще - я не уверена, что подобное надо замечать, не уверена... Мы зачем-то созданы... И некоторые пытаются что-то создать... Мы тонем все в условностях жестоких. Условности - обламывают мысль. За окном - тонко-светлая печаль гнется по снегам. И солнце гоняется за тенями. Цветок ветра никто из нас не сорвет, а он - срывает многое... © Татьяна Смертина - Tatiana Smertina Рассказ - "Ничего особенного", 2010 --------------- © Художник, картина слева - Ennio Montariello |