|
Татьяна Смертина Лепестковое привидение Мистический триллер, детектив (о странных птицах) |
|
|
| Главная | детективы - оглавление |
 Татьяна Смертина, мистический детектив: лепестковое привидение. художник Виктор Иванов. |
Лепестковое привидение - детектив, мистический триллер
--------------- Может, таинственные и непостижимые разуму события произошли из-за имени? Откуда родители взяли для новорожденного имя – Аполлон? И в школе посмеивались, и в училище. Аполлон Зорин. Собирался поменять имя, откладывал. С годами – рукой махнул. Могли и Горпланом назвать, а нарекли таинственно – Аполлон. Нынче 35 лет грянуло, поздно менять. Жил в маленьком городке, где главное – завод металло... ой, не выговоришь! металлоконструкций. Работал Аполлон мастером, посменно. Ничего в укладе жизни и однотонной работе не предполагало событий, которые не к лицу обычному рабочему обычного завода. А поди ж ты! Именно с ним такое произошло. Потом решили, а было в нем необычное – имя! Аполлон... Но лучше рассказать не спеша. Семейная жизнь Аполлона сложилась неудачно. Женился рано, на сверстнице по училищу Оленьке. Бойкая девчонка быстро покорила молчаливого и высокого парня. На лицо непригляден, но темные волосы красиво волнились, романтично рассыпаясь прядями. Аполлон обычно стригся коротко, но Оленьке нравились его волосы, вдруг запретила стричь. Сперва нехотя смирился, потом привык. Через два года супружеской жизни родился сын Юра, спустя три года дочь Настенька. Получили от завода квартиру, купили холодильник и телевизор, приличную мебель. И тут для Аполлона счастье кончилось. Сперва начались непонятные скандалы в семье. Может, и сам виноват, работа посменная и тяжелая, маленькие дети дома, часто срывался на крик. Потом повышение цен на всё, и нехватка денег. Болезнь Юры – астма. Одно к одному. Оленька стала раздражительной, часто, забрав детей, уходила ночевать к родителям, жили в этом же городке. Один раз ушла и не вернулась. Уговаривал – бесполезно. Развод и всё! Просил жену одуматься. Или нашла кого взамен? Нет, не нашла, а видеть Аполлона не желает. Больше года тянулась волынка. Наконец, развелись. Аполлон оставил квартиру Оленьке с детьми, часто навещал. Поселился в рабочем общежитии. Мечтал, одумается жена. Плохо в разлуке с детьми. А она возьми да обменяй двухкомнатную на равноценную в Костроме, туда ехать поездом полторы сутки. И остался Аполлон один. Посылал жене деньги, она писала краткие письма, изредка посылала фотографии подрастающих детей. Пять лет назад послала фото нового супруга, и надежды на возврат в семью кончились. Почему так произошло, в чем причина? Непонятно. Одинокая жизнь Аполлона мало кого интересовала. Друзей особых не было. В пьянках и раньше не участвовал, и теперь не тянуло: пьяный, что полумертвый. Жизнь коротка, зачем еще укорачивать? От нечего делать купил баян и самоучитель. Занялся музыкой, но скоро надоело. Читать не любил, никак не затягивало – засыпал на пятой странице. Подумывал накопить денег и поехать по путевке за границу на время летнего отпуска. Но цены на путевки росли, дело заглохло, желание тоже пропало. И вдруг началось непонятное. Сперва дорогу разрыли, теплотрассу ремонтировали. От общежития до завода не доберешься, шею сломишь. Особенно, когда с ночной смены по потёмкам возвращаешься. Пришлось обходить ремонтные ямы по другой улице – лишний путь. И пошел Аполлон через овраг – напрямую. Тропка еле видна, но сухая, лишь листва осенняя шелестит. Сперва думал, там болото. Нет, идти можно. Женщины, конечно, боялись в темное время – через овраг. Да и не всякий мужчина осмелится – времена неспокойные, маньяков и дурных наркоманов полно. Полоснет кто ножиком – поминай как звали. Но Аполлону всё равно – если ножом полоснут, оно, может, и лучше, чем постоянное одиночество. Целый месяц ходил опасным путем, как сказал знакомый товарищ «криминогенным логом». И ничего. Но именно в этом диком логу и начались с Аполлоном непонятные события. Вдоль лога ходьбы минут пятнадцать. Всегда неприятное ощущение холода, заброшенности места и чего-то непонятного. Аполлон шел, не спеша, изредка оглядываясь – нет ли кого сзади? Никого. Лишь тонкая темень то сгущается, то проясняется, то виснет клочьями на сухих кустах. Ни птиц, ни кошек, ни собак. Шелест листьев. Словно не овраг, а провал в другой мир. Словно нет рядом города и шумных улиц, заполненных усталыми людьми, словно не дребезжат рядом старые троллейбусы, и не мигают мертвенным неоновым светом скучные витрины продовольственных магазинов. Посреди многолюдья и шума – провал в безлюдность и тишину. Ну, ясно, глухой лог. Был конец сентября. В четвертом часу утра возвращался Аполлон по заваленному мусором и листьями логу. Подумал, не поджечь ли? Пусть выгорит палая листва. Чиркнул спичкой, раздумал – а вдруг пожар учиню? Задул горящую спичку и медленно повел взором по растопыренным рядом кустам. Показалось – нечто шевельнулось. Присмотрелся, напрягая зрение. Что-то вьется. Словно дым. Но шел он не полосой, а свивался белыми хлопьями, похожими на лепестки. И клубилось это воронкой, то гуще, то бледнее… Иногда некоторые лепестки отплывали от сердцевины воронки, становились крупнее, зависали в воздухе, а потом, нехотя, возвращались в основную белынь, растворялись в ней. Или темнота по кустам видениями играла? Не испугался, лишь задумался. И померещилось в густоте сумерек нечто. Облик легкий, женский. То изгибался, словно туман, то рассеивался, то снова образом тонким чудился-мнился. Что такое? Замер, стал вглядываться. Послышался шорох, потом сильнее. Ветер по листве бродит? Не вытерпел, подошел ближе. Темное, живое, копошилось в палой листве. Наклонился – увидел птицу с синеватым отливом, тонкокрылую. Грудка легкими пестринками. — Ах, ты Господи! С ума свела. Чего ты тут? Наклонился ближе, стал рассматривать. Птица странно вытягивала одно крыло и болезненно дергалась. — Ты ранена? Или больная? Берегись, кошки съедят. Птица копошилась. Жалко, да чем помочь? Не с собой же в общежитие тащить? Не ветеринар и не любитель живности, даже домашней. Аполлон повздыхал, выпрямился: — Ползи, милая, поглубже в кусты – дольше проживешь. Помолчал в раздумье, поглядел на раненую, даже рассердился: Куда тебя, млин, возьму? Ну, куда? Птица молчала. Выпрямился, махнул с досады рукой. Пошел по тропе, ругнулся мысленно. Дочь Настенька любила птиц – вспомнил забытое лицо дочери. Не выдержал, возвратился. Взял птицу на руки. Лишь коснулись шелковые перья ладоней, послышался Аполлону тихий вздох. Неужели птица так дышит? Оглянулся. Молчание. Погладил птицу, осмотрел крыло. Послышался тихий смех. Или снова ветер зашелестел ветками, на которых кое-где остались ржавые листья? Раздумывать не стал. Понес птицу в общежитие. Вспомнил, что будь дома сын Юра – не понес бы, у мальчика астма. — А теперь что? Где Настенька? Что с Юрой? Вот ты, глупая птица, понимаешь? За спиной послышался смех. Оглянулся – никого. — Глупая птица, леший тебя… И я дурак, даже кусты смеются… Они жили – комната на троих. Кроме Аполлона сорокалетний Зиновий и, недавно вернувшийся из армии, Денис Тигунов – неприкаянные, неустроенные. Зиновий – потерял устроенность и семью из-за непробудной пьянки. Денис – не успел обзавестись. Орфей посадил птицу в картонную коробку, поставил у окна. Зиновий молча посмотрел и равнодушно отвернулся, словно таких птиц каждый день ему приносили. Денис хмыкнул: — Женщины от скуки болонок заводят, а ты ворону решил приручить? — Да, понимаешь… — замялся Аполлон, — под кустом в логу шелестела, донимала меня. Денис закурил, рассмеялся: — Нет, надо быстрей жениться. А то тоже крыша поедет. Ночью птица поцарапывалась о дно коробки. Утром притихла, думали подохла. Ан, живая! А чем кормить? Непонятно. Накрошил Аполлон хлеба и пшена – не клюет. Налил в консервную банку воды – не пьет. А на следующую ночь исчезла птица. Решил Аполлон – кошки спёрли. Ну, и леший с ней! Может, и вправду с ней леший, но странности уже начались, лишь никто не понял их по легкомыслию или иному, приземленному, складу ума. Брел Аполлон после очередной смены, в четыре утра, своим логом – снова темень взвилась странными лепестками, покачалась, поманила белынью и слегка прояснела женским обликом. Или воображение облик нарисовало? Снова шелест под кустами. И тут жутко стало. Боясь верить глазам, подошел к месту, где прошлый раз птицу взял – нечто ворошится в листве. Присмотрелся – она, птица! Аполлон возмущенно развел руками: — Чего вытворяешь? Каким манером здесь? А? Птица молча шелестела. А сумерки опять заизгибались женской фигурою. Аполлон рассмотрел бледность лица, большие тёмные глаза, тёмные волосы полощутся до пояса… Рассмотрел или вообразил? У Оли волосы светлые, короткая завивка. Если бы вообразил – только ее! А эта, чужая, зачем нужна? Птица вытянула крыло, словно жаловалась о чем-то. Аполлон хмыкнул: — Птицы, конечно, в свое гнездо возвращаются, но… Под кустами не гнездо. И крыло сломано… А ну, говори, как здесь оказалась? Женский облик прошел сквозь кусты. Послышался тихий стон. Всё превратилось в сумерки. И вдруг снова выяснилось ярче прежнего: сначала птица, потом туманная красавица в текущих одеждах. Потом опять птица. Вспомнил о болотных мороках, про которые рассказывал ему в детстве дед. Стал себя успокаивать: «Но здесь разве болото? Глухоманный лог! Глухо-манный… Манящий… Глухо… Ух, леший!» Дрожа от непонятного страха, Аполлон наклонился и взял птаху, не зная – зачем? Понес в общежитие. Она не трепыхалась в его руках, лишь перья шелковистые скользили, словно лепестки. Зиновий мрачно глянул, когда Аполлон опустил ее в коробку: — Ты чего, Поллоня, дохлых ворон по помойкам собираешь? — Почему дохлых? Шевелится, — слабо возмутился Аполлон, наливая свежей воды из чайника в банку. — Я прошлую собаке скормил и эту скормлю. — Врешь ты, Зиновий. Это та же самая птица. Денис, придя вечером с работы, хохотал: — Аполлон! Ты опять принес? Помнишь кино? «Пти-и-чку жалко!» — Уймись! Там, в логу, есть призрак. Девушка, волосы длинные. Так вот, птица – она и есть! Денис внимательно посмотрел на Аполлона, нагнулся над птицей, долго разглядывал. Закурил и сел на свою кровать. Медленно пуская клубы дыма, сказал: — Так-так, — молчал минуту. Добавил: — К психиатру тебе надо, Аполлон. Знаешь, как эти штучки называются? — Как? — заинтересовался Аполлон, а Зиновий, уже засыпая, промычал непонятное. — Это, товарищ-господин Зорин, называется – глюки! Ты, блин, ширяешься, что ли? Или куришь травку? Аполлон усмехнулся: — Такими вещами не интересуюсь даже. А птица, может, и не птица. Улеглись спать. И снился странный сон Аполлону. Летит-летит, разрывая облака крыльями. К ней, недосягаемой. Крылья, вырезанные из какого-то легкого материала, привязаны к рукам золотыми бечёвками крепко-накрепко. И видит, внизу, на Земле, некий человек убивает невинную. И платье её подвенечное стелется по земле. Она! Аполлон стремительно летит вниз. И тут боль... И чувствует, нечто огненное пронзило плечо. Выстрел? Подстрелили? Теперь никак-никак невозможно к ней, летит в другую сторону, вернее падает... В тёмную заводь! Брызги! Всё. Мелькает мысль: неужели это конец? - Не-е-ет! - просыпается от крика и бессмысленно смотрит в потолок. Начало рассвета. 
Мистический детектив: лепестковое привидение.
"Летит-летит, разрывая облака крыльями. К ней, недосягаемой" (Т.С.) Надо ли говорить, что утром птицы не было? Говори, не говори, а не было. Аполлону стало страшно до озноба, а до Зиновия и Дениса страх дошел, когда Аполлон в четвертый раз принес эту птицу. И когда снова стал рассказывать: — Девушка. Одежда с нее вьется-льется… Лепестки, словно с яблони осыпаются, но крупнее… У нее тёмные волосы до пояса, лицо бледное… Бродит, смеется… Стонет. То появится, то исчезнет. Морочит. — Аполлон, сходи к психиатру, пока совсем не свихнулся. Сегодня у тебя птица да девка, а завтра прирежешь нас, — забеспокоился Зиновий. — Он, гад, нас прирежет, в тюрьму даже не посадят! А нам будет не легче, в земле-то! — завозмущался Денис, словно Аполлон уже с ножом по комнате бегал и одного уже прирезал. В это время, только что принесенная Аполлоном, птица забилась в коробке, зашелестела. Ужас пронзил всех троих. — Зачем ее принес? — зашептал Зиновий. — А может, его жена-разведенка разыгрывает, в психушку желает засадить? — предположил Денис. — Может, ее новый супруг с Аполлоном счёты сводит? Я такое видал в фильмах. Из-за наследства чего хочешь сделают. — Да ты что! — возмутился Зиновий. — Какое у Аполлона наследство? Драные носки? — Тогда не знаю… — растерялся Денис. — Тогда у всех троих крыша едет. Вообще надо усмотреть, проследить – как эта крылатая при закрытом окне и запертой двери исчезает? Птица заскреблась. Холод прошел по спинам мужиков. Выключили свет, улеглись спать. Зиновий снова шепотом: — Денис, а выбрось ее в окно. Возьми за крыло и брось! — Нет! — Аполлон скрипнул кроватью. — Не ваше хозяйство, чтоб распоряжаться. И вообще, если это не птица, а женщина призрачная, лучше не обижать… А то всех троих заморочит и укокает. Они, бабы, и не призрачные – таковы. А эта – тем более, не поймешь, чего ей надо. — Да… Они, как вампиры! — подхватил Денис. — Уснем, ночью припадет к чьей-нибудь шее и начнет целовать. Думаешь, целует? Зубы белые в шею вонзает. Кровь пьет… И так ласково будет пить, что не ворохнешься. У-у… — Заткнись! — рявкнул Зиновий. В коробке словно застонало. Снова всех троих пронзил ужас. Зиновий протянул руку, сдернул тайком в темноте полотенце со спинки кровати, обмотал шею, накрылся покрепче одеялом. — Сегодня прослежу, куда и как она исчезает! — зловещим шепотом заявил Денис. — Может, Аполлон, как лунатик, ее ночью выбрасывает, а потом не помнит… — Какой я лунатик? — Аполлон тоже перешел на зловещий шепот. — Я нормальный российский мужик. — Российский… словно сыр! — язвил Денис. — Чего же от нормального жена сбежала? Во всей России не было, чтоб жена от нормального – притом трезвого! – сбежала… — Ты сегодня умолкнешь? — вступился Зиновий. — Женишься, все ответы узнаешь… От тебя, болтуна, жена в первый месяц сбежит. — Посмотрим, посмотрим. Мне главное, сегодня ночью птицу выследить… Денису никто не ответил. Аполлон думал об Оленьке и далеких детях. Зиновий заботливо подтыкал себе одеяло со всех боков. Надвигалась черная осенняя ночь. Лишь бледный свет Луны едва сочился сквозь окно. А потом Луна просунулась между дешевых занавесок и повисла лепестком. Аполлон сонно ее разглядывал: «Лепесток Луны… Уже как японец рассуждаю… За-морочила…» Первым захрапел Денис. «Во, блин, караульщик птичий!» – подумал возмущенно Зиновий, уснуть никак не получалось. Всё время ворочался с боку на бок, кровать скрипела. Изредка царапалась птица в коробке, постукивала коготками, словно клюв точила. Никогда раньше бессонница не мучила Зиновия, считал женскими капризами. А нынче – достало. Скосил глаза на мутное окно – неужели светает? «Да нет, Луна там… Денис похрапывает, и Аполлон спит, словно мертвый, и не дышит. Дышит ли?» Присмотрелся, и почудилось, в углу, где коробка, нечто шевелится. Не вылезает ли птаха? Она невелика, а тут – крупное… Зиновию стало страшно, проверил полотенце на шее, замотал потуже. Увидел – колеблется темное, и проступает в нем легкая белизна и веется по комнате, словно кто лепестками сеет-сеет. Через несколько минут ясно увидел – девушка! Платье светлое колышется, волосы по спине текут. Она! Хотел крикнуть – язык словно примерз. Хотел вскочить и – к двери! Но словно окаменел на кровати. Лежит, глаза во тьму выворотил. А девушка, извиваясь одеждами и волосами, минуя кровать окоченевшего от страха Зиновия, подошла, вернее, подплыла к кровати Аполлона и наклонилась над изголовьем. Тот, кажется, спал, не ведая, что творится! Начала водить над ним тонкими белыми руками, или будила, или гладила – не поймешь. Потом наклонилась над его лицом низко-низко… Зиновий от ужаса чуть не помер. Зажмурил глаза. Показалось, нечто ледяное коснулось и его щеки. Она! Заорал не своим голосом. Глаза открыл от яркого электрического света. Над ним стояли Аполлон и Денис. Первый недоуменно молчал, а парень накинулся: — Чего? Орешь чего? — О… Она! — Зиновий показал рукой на коробку. Денис рванулся, глянул: — Нет ее! Птицы нет! — О…Она… Денис подскочил к Зиновию, стал его трясти: — Говори! Быстрее! Где она? — Девчонка Аполлона душила. Или целовала… А потом… — Ну? — у Дениса застучали зубы то ли от холода, то ли от страха. — Глаза закрыл. Не видел. — Черт ли ты глаза закрываешь на самом важном моменте, когда надо смотреть в оба! — взбеленился Денис. — А ты сам? Караульщик, блин! Храпит на всё общежитие, спать не дает… — остервенился ни с того ни с сего Зиновий. — Караульщик, блин! Болтун на три буквы... Умолкли и оба посмотрели на Аполлона. Тот улыбался, словно знал что – к чему. — Посмотри на него! — прошептал Зиновий. — Он или тоже вампир, или у него крыша поехала. А сумасшедший – взаправду может укусить. — Вы чего, с опохмела? — улыбался сонный Аполлон. — Мужики, уймитесь. Будем спать. — А где твоя птица? — Денис строго посмотрел ему в глаза. — Я уже который день вам твержу, а вы не верите. Вам всё смешки да ехидность сплошная. А я уже привык, — Аполлон сел на свою кровать, взбил подушку, приноравливаясь спать. — К чему привык? — Зиновий внимательно его рассматривал. — К птичьи выходкам, — Аполлон бухнулся головой на подушку, задумался. Денис выключил свет: — Во, дела творятся! Завтра расскажу – не поверят… Зиновий! — А? — Вправду девушку видел? Не приснилось со страху? — Видел. Птицы-то нет в коробке! Оборотилась девчонкой и ушла. Денис прошептал в потемках: — Как же ушла? Двери заперты. — Сквозь стену, наверно. — Ну, совсем спилась Россия! Полный развал в стране! Всё продали... — вздохнул Денис и резко отвернулся к стене. Лишь под утро заснули. Когда рассвет высветил всё тусклым светом реальности, показалось ночное происшествие сном, дикостью. Не было этого! Денис, в котором молодой радости было, хоть отбавляй, хохотал и шутил за завтраком в общей столовке. С подробностями громко рассказывал всем о птице, о девушке призрачной: — Уж не знаю, братцы, что за дева! Но даже великие ученые изучают паранормальные явления. — Какие явления? — удивился Зиновий, молча слушавший Дениса. — Ну эти. Ха-ха! В смысле, может, она с того света. Или нападает на человека. Или вампир. Ха-ха! Надо же уяснить, в конце концов, — объяснил туманно Денис и задумался. Один из мужиков, скребя вилкой по блюдцу, хмуро и внимательно смотрел на Дениса. Очень хмуро. Очень внимательно. Вдруг не вытерпел и заявил: — Мужики! Че он нам заливает? Вот у него на шее что? А? Все уставились на Дениса. Тот покрутил головой: — Ха-ха! Хренеть. Вы чего? — У тебя на шее след от вампира, - мрачно заявил мужик. И тут все увидели на шее Дениса рану. Небольшую. Странную, как в голливудском триллере, которых насмотрелись досыта по телику в фойе общежития. Некоторые сразу отодвинулись подальше. Кто-то робко утвердил: — Точно. Вампир. Мы с ним завтракаем. А он не ест, жертву выглядывает. Го-о-лодный! Зубы нам, придуркам, заговаривает. И всё время: ха-ха! хо-хо! Зиновий тоже скосил глаза на шею Дениса, подумал: «Живу в комнате с вампирами. И, олух я пустоголовый, не замечал! Тот и этот вампиры. Млять. Оба!» Есть сразу расхотелось: — Всё! Ухожу из этой комнаты, пока жив. Денис погладил себя по шее, смутился до красноты: — Да вы что, мужики! Это след от бритвы. У меня не первый раз такое… Кто-то прервал его: — Вот! Не первый раз у него такое! Хорошо среди нас устроился. Не надо за жертвами бегать – любого бери, пока храпит. Отсосет 200 грамм, а того с утра и качает, еле на работу бредет. Денис бросил ложку и пошел из столовки, сердитый: «Я и виноват! Это всё Аполлон устроил! Кровопийца. Не буду с ним в одной комнате жить». В пустой комнате быстро собрал вещи. Пошел к двери, увидел круглое зеркало и медленно, словно сам себя страшась, подошел, глянул: — Ну, и где следы укуса? Где? Ранка, конечно, есть. Но брился же! Пластырь просил у Зиновия, не помнит что ли? Умолк. Подумал: «Довели! Сам собой разговариваю. В сказки про вампиров поверил. Это в России-то! Это с Чубайсом! Один дурак с больной птицей возится, ему к психиатру надо. Другой… Да чего он видел ночью, Зиновий? Как же я сразу не догадался! Он же в прошлом году от белой горячки лечился. В прошлый год ему ежи под кроватью мерещились, мол, ночью по комнате бегают. Сколько раз подобным образом орал, именно так орал, как нынче, и мы свет включали, чтоб удостоверился – пусто. Ну, две старые калоши, два драных сапога… Обоим же лечиться надо. Ухожу из этой комнаты. Заели! Достали!» У Дениса настроение улучшилось, словно разгадал трудный ребус, теперь можно не ломать голову. Крутанулся по комнате, сделал несколько клёвых приемчиков в стиле тяжелого рока: — Даба-да-да-да! Хо-хо! У-у-у…  Мистический детектив: лепестковое привидение.
"У тебя на шее след от вампира, - мрачно заявил мужик" (Т.С.) Остановился перед зеркалом, подпрыгнул и взвизгнул почти по-английски: — Ес! — сжал кулак. — Ха-ха! — состроил в зеркало себе рожу и только повернулся уйти, замер: в дверях стоял, бледный от ужаса, Зиновий и смотрел на его звериные выкрутасы. Денис смутился: — Это... Ну... Ухожу жить в другую комнату. Поищу более здоровых… А то вы… — Поядренее мужиков ищешь? Из меня всё высосал? Вампиродур! — Хто?! Да ты что, Зиновий! У Аполлона в башке птицы летают, а у тебя снова ежики забегали? Зиновий хмыкнул, подошел к своей кровати, сердито выдвинул из-под нее сумку, стал собирать вещи: — Дениска, не заговаривай мне зубы. У меня всё нормально: я здоровый нормальный алкаш, и болезнь у меня нормальная, российская, очень здоровая – белая горячка. — Ну, я пошел! Пошел от вас! — Денис демонстративно хлопнул дверью. Чуть позже этой же дверью хлопнул и Зиновий. Аполлон остался один. Днем спокойно – работа, работа… Она успокаивала душу. Аполлон любил возиться с железом, нравился запах мазута и тонкий дух железных опилок. Порой с удивлением смотрел на тонкие завитки железной стружки, играющей переливами радужно и таинственно. С кем поделишься таким любованием? Засмеют. Тоскливо от одиночества, а теперь – ни Дениски, ни Зиновия… Из-за птицы! И вдруг Аполлон решил: «Больше не пойду логом! Никто там не ходит, и я не буду. Значит, и птицу сегодня не принесу». Так решил, так и сделал. Веселый, шел по коридору общежития. Навстречу сосед Мирошкин, нес какие-то цветы. — Эй, Мироша! Сроду тебя не видал с цветами… Тот поежился: — Жена к моему напарнику Чарушину заявилась, юбилей у нее… И пронес тощий букет: три пиона и две полуувядшие гвоздики. Несколько пионовых лепестков полетело на пол. Медленно полетело. Медленно. У Аполлона заныло в груди. Когда укладывался спать, настроение было плохое. Полезли мысли в голову, что зря не пошел логом. Зря не взял птицу, с ней бы повеселее. Небось, обиделась. Сидит под кустом, мерзнет, ждет. А вдруг собаки в лог забегут? Нынче собак бездомных полно… Не заметил, как провалился в сон. И снился ему заброшенный лог. Но не усыпанный палой листвой, а весь в зелени, кое-где мерцали крохотные белые цветы. И главное – кусты цвели пышно и необычайно, сыпались чистые лепестки. Медленно летели. Медленно. Чувствовалось, что весна. Но не временная, как явление года, а вечная. И девушка в светлом, темноволосая, бродит сквозь летящие лепестки, бродит по траве, словно заколку потеряла – ищет. Изредка взглядывает на Аполлона, посмеивается. А он смотрит, не поймет – неужели нынче зимы не было? Что за лог такой, другой мир, измерение другое! И зря Зиновий про вампиров болтал, это мериканские дурные фильмы. Это ихние полураздетые бабы кусают шеи жертвам, а у наших, северных, склад души и характера не такой. Наши радостно по траве бродят, да в реках плещутся… Морочат, морочат… Утром, за завтраком, все странно поглядывали на Аполлона. Денис виновато отводил взор. А Зиновий выдержал взгляд и твердо сказал: — Я понимаю, когда женщин приводят. Дело наше одинокое. Но ты птицу притаскиваешь! А может, у меня аллергия на перья? Аполлон пожал плечами. Сидящий через стол Мирошкин вступился: — У тебя, Зиновий, и к ежам аллергия! Чего пристал к мужику? Лучше бы попугая подарил ему, чтоб с воронами не маялся. Напарник Мирошкина, Чарушин, захохотал, за ним и остальные. Аполлон тряхнул волнистыми волосами: — Это не ворона. — Грач, что ли? — засмеялись вокруг. — Это призрак. Причем не кровососущий, — заявил твердо Аполлон, и все многозначительно притихли. После неловкой паузы послышался дельный совет Чарушина: — Ну, всё, мужики, хватит играть комедию. Призраков не существует, ни птичьих, ни кровососущих. Насмотрелись ужастиков. Мы не дети, а взрослые мужики. Аполлону надо к врачу. Вокруг одобрительно загудели: — Правильно. Болен человек, а мы изгаляемся. Со всяким может подобное случиться. С Зиновием уже было: ежики, ежики! И не с ним одним бывало. И, вроде бы, потеряли интерес к Аполлону. Страшные и нелепые домыслы разъяснились и остались позади. Но глубоко ошибались – самое страшное было впереди. Причем такое страшное, что никто и предположить не мог. На следующий день, в комнате, что рядом с комнатушкой Аполлона, нашли мертвого. Утром он обычно завтракал с одним товарищем по работе, потом вместе шли на завод. Товарищ позавтракал, постучался к другу в комнату – никто не отвечает. Торкнулся – дверь открыта. Глянул – тот лежит на кровати, спит что ли? Подошел поближе: — Во, дрыхнешь? Или грипп? Я уже давно… — и осёкся, так и остался с открытым ртом. Мужчина лежал на окровавленной подушке с таким лицом, что никаких сомнений – мертв. Сотоварищ, словно ошалелый, бросился из комнаты. Через несколько минут всё общежитие волновалось и гудело. Такого здесь не случалось ни разу. Вызвали скорую и милицию. Пока те собирались приехать, все возбужденно разговаривали, вспоминали, что вчера мужик был жив-живёхонек, ни на что не жаловался. Убийство? Кровь на подушке, но раны не видно. И тут все, почти разом, вспомнили про Аполлона, про птицу и разговоры о вампирах. Вдруг многих объял ужас. Конечно, может, к ушедшему в мир иной это отношения не имеет, но все же… И главное – комнаты рядом. В коридоре, стоящий в толпе Зиновий сначала повел глазами на Дениску, но тот смотрел на Аполлона. Зиновий тоже перевел взгляд на него. И не один он перевел взгляд. Аполлон стоял бледный, как полотно. Беспорядочные темные пряди упадали на лицо тенями. Ему тоже было страшно, страх непонятный, но властный, не отпускал душу: «Что это? Неужели птица? Меня же арестуют… По-о-садят! Вот дела! А я причем? Я не виноват». Мысли мелькали в мозгу и путались, страх не давал трезво соображать. Аполлон попятился и направился к выходу. Его кто-то остановил. Аполлон рванулся, собираясь бежать – сам не зная куда? зачем? — Всем оставаться на местах! — Чарушин загородил выход из коридора. Аполлон дрожал нутром: «Ну, попался! Из-за птицы. Чего все на меня смотрят?» В самом деле, все смотрели и молчали. Приехала скорая. Молодой врач деловито прошел в комнату, глянул и сказал: — Я здесь не нужен. Подождем милицию, — оглянулся на толпящихся. — Что произошло? Ему вкратце изложили, мол, непонятно. Но есть предположение про птицу, вампира, Аполлона, который к этой птице причастен… Врач сперва улыбался и удивленно крутил головой, почти не вникая в услышанное. Но милиция не появлялась, и ему стали рассказывать всё заново и подробнее. Наконец, он нервно пригладил волосы и снова подошел к лежащему. Наклонился поближе, все затаили дыхание. Кто-то объяснил: — Вы же видите! Кровь на подушке. А на шее должна быть рана от укуса. Потому как вчера мужик был жив, здоров. И он вообще никогда не болел. — Вы это утверждаете в здравом уме? — не верил молоденький врач. — Это известное явление! Неужели у вас в институтах не изучают? В Америке целые институты только этим и занимаются. Врач снова нервно пригладил волосы и осторожно повернул шею лежащего. Быстро выпрямился и отошел к окну. — Ну, что? Что? — поинтересовались из толпы. — Проведут экспертизу, станет ясно. А пока – разойдитесь, ничего не трогайте. Следы не затаптывайте. Мужики в коридоре загудели, разговаривая в полголоса. Многие стали расходиться – пора на работу. Аполлон медленно попятился к двери, никто не решился остановить. На следующий день записался к психиатру, тот назначил на завтра. А в общежитии не умолкали разговоры. Всех объял непонятный страх, и одновременно распирало любопытство – что случилось? в чем причина кончины? Ночью Аполлон долго не мог уснуть. Логом больше не ходил – из-за птицы. Но не переставал о ней думать. Порой так и тянуло сбегать посмотреть – жива ли? по-прежнему копошится под кустами? Но сдерживал себя, ясно понимал: если записался на прием к психиатру, если все советовали, значит, что-то с головой не в порядке. Может, самому кажется, что в порядке, а на деле не так? Пусть врач проверит, скажет. Или начнет лечить, или успокоит. Поэтому и за птицей не надо бегать. Вначале сухопарый врач, в белом длинном халате, весело спросил: — Как ваше имя, уважаемый? — Аполлон. Врач вскинул взгляд на пациента и заулыбался так миловидно, словно перед ним барышня: — Конечно, конечно! Вы – Аполлон. Глянул в больничную карту, хмыкнул. Улыбка несколько погасла, повторил более низким голосом, почти бесстрастно: — Аполлон Алексеевич Зорин. Понятно. Аполлон ждал, когда разъяснится – болен или нет? Ждал успокоения, мол, всё в порядке. Врач в самом деле начал успокаивать. Расспросил всё подробно, порекомендовал госпитализацию на десять дней. Но не для лечения, а для исследования. Потому что рассказы Аполлона несколько странные. Делать нечего – Аполлон согласился. Правда, его положили не в психушку, а в некое нервное отделение, в городке психушки не было. Аполлон подумал, что если бы вправду было плохо, мигом бы отослали куда надо. Успокоился. Через неделю его навестил Денис. Неловко прошел в палату. Аполлон испуганно поднял голову, глаза нервно блеснули из-под рассыпанных прядей. Денис несколько опешил, но взял себя в руки, подошел: — Ну, как ты? — Никак, — ответил неопределенно Аполлон, пытаясь догадаться, зачем Дениска пожаловал? Вышли в коридор, сели на ободранный диван, разговорились. Вернее, говорил Денис. Выкладывал заводские новости. Аполлону не терпелось спросить про мертвого, но язык не поворачивался. Денису, вероятно, тоже не терпелось о чем-то расспросить Аполлона, боялся приступить к расспросу – все же лежит в нервном отделении. Когда речь зашла о погоде, мол, ожидают сильные заморозки, а их нет, Аполлон не выдержал: — Да говори же! Нафик мне заморозки! Как экспертиза? — А ты не знаешь? — Денис то ли издевался, то ли испытывал. — Откуда мне знать! — стал сердиться Аполлон. — Я где? Здесь, словно узник, словно дурак. Со мной разговаривают странно. Вопросы дикие задают. А сами ни на один мой вопрос не отвечают. Улыбочки противные. Этих психиатров самих лечить надо. — Понятно, — тянул Денис поглядывая вдоль больничного коридора. Прошел старик, почти возле стенки, странно эту стенку поглаживая ладонью. Денис оторопело уставился. — Да говори же! Издеватель! — снова воскликнул Аполлон, не обращая внимания на старика. — Экспертиза, — вздохнул Денис с неким разочарованием, — экспертиза показала, что у него внезапное кровотечение от прободения язвы желудка. Жрать водки надо было меньше! — А шея? — Чего, шея? — переспросил шепотом Денис, потому что старик возвращался, снова возле стенки. Он поглаживал неровность полуразрушенной штукатурки. И очень эта неровность походила на клюв громадной птицы… — Чего, чего! Укусы есть? — Нет. — Слава Богу! Буду выписываться отсюда. — А выпустят? — На что я им нужен! — радостно объявил Аполлон. Ему хотелось расцеловать парня за доброе известие, да боялся – не так поймет. Через три дня Аполлона выписали. Лечащий врач хотел подержать подольше, но главврач был против: — Здоровый мужчина. Не желает лежать – пусть выписывается. — А как его бредни насчет призраков и птицы? Главврач вздохнул: — И что? И нормальным мерещится порою. Ему к батюшке надо сходить, в церкви помолиться. Может, бесы достают. Лечащий покосился на главного, нервно дернулся в улыбке, но ничего не сказал. Аполлон слышал разговор, про батюшку – запало на ум. «В самом деле, Бога забыл! В церкви не бывал. Вот и мерещится». Дня два выдержал, не ходил логом. Потом решил проверить. Идет со смены рабочей, сердце в груди скачет. Не понять – страшно или еще чего? Недавно минули легкие заморозки. Но земля еще шелестела старыми листьями. Покачивались растопыренные репейники. Снова тишина в логу, снова глухая замкнутость мира. Аполлон – прямиком к кусту. Но темень нынче гуще. Минут пять стоял, вздыхая. Только хотел уходить, зашелестело. Аполлон зажмурился, снова открыл глаза, даже руки вытянул навстречу. Закрутились, завертелись тонкие лепестки… Из лепестковой глубины стало проступать знакомое видение. Бледность лица, плавные движения рук… Морок, морок… Заман… Завороженный, стоял и смотрел. Видение медленно стало приближаться. Аполлон отпрянул – пропало. И сразу же – снова зашелестело под кустом. Почти вслепую Аполлон начал шарить под листьями, пока ладони не ощутили содрогающийся комок – птицу. Он обрадовался: — Ждешь? Меня? Птица молчала. Прижал к груди, понес в общежитие. Пусть все видят и знают – просто заблудшая птица. А сам – здоров, выписали! А у мужика – язва, меньше надо водки жрать. И снова завозилась птица в коробке, стала постукивать клювом о картонные стенки. Успокоившиеся жильцы общежития, слегка посмеиваясь над причудой Аполлона и, словно забыв прежние страшилки про вампиров, приходили посмотреть на виновницу переполоха. Сыпали пшено, рис, овсяные хлопья – не клевала. Кто-то молоком пробовал поить – не пьет. — Аполлон, а может она водку обожает? Аполлон улыбался: — Вам бы только водка! Пугливая, то и не пьет, не ест. Вы же орете над ней, за крыло дергаете. Боится. — Аполлон, она знаешь откуда? — Откуда? — заинтересовался тот. — Из цирка сбежала, дрессированная. Ее, может, ищут. Даже Зиновий, придя к Аполлону как ни в чем ни бывало, радостно заявил: — Точно! Ее дрессировали из коробки исчезать, вот она и исчезает. В цирке и девушки, блестками осыпанные, из коробок исчезают: была, и нет! В цирке женщину обращают, в кого хочешь. К примеру, сидела в коробке девица. Закрыли коробку. Открыли – там кролик. Или птица. Запросто! В это время в комнату зашла женщина, и все умолкли. Некоторые даже рты раскрыли и посмотрели в коробку – птица там ли? Женщина прошла, постукивая каблуками к окну, оперлась на подоконник, глянула на всех насмешливо, подозрительно: — Чего умолкла компания? Значит, это птицелов Аполлон? — посмотрела на него в упор. Тот сверкнул глазами из-под рассыпающихся прядей: — Да, Аполлон! А вы, дамочка, откуда? Она тряхнула волосами, слегка скривила огненно крашеные губы: — А дамочку зовут Аделла! Теперь я соседка ваша. Рядом комната была свободна, меня и поселили. Вспомнив про соседнюю комнату, все примолкли. Ее уже прозвали «мертвецкой». И в этот миг словно мелькнула зловещая тень прошлого жильца. Птица забилась в коробке. Аделла живо подошла, наклонилась над птицей так низко, что, стриженые до плеч, русые волосы свесились в коробку. Кто-то из мужиков рявкнул, шутя: — Выклюет глаза! Не клонись! Аделла отпрянула: — Не пугайте. Я не только птице, любому мужчине голову сверну. Некоторые загоготали. Денис, до этого молчащий, очнулся: — Теперь у вас комнатки рядом, будет Аделле внеурочная работа: свернуть голову Аполлону! — и подумал: «Тоже странное имя – Аделла». — Ого! — Аделла повернулась к Дениске. — Молодой человек нагло говорит. У вас тут сплошная романтика: птицы… Ха-ха… Бесцеремонно прошла и села на кровать Аполлону. Ногу на ногу закинула, как в западных фильмах. Но тут по телеку, что стоял в фойе, начался футбол, и всем стало не до птицы. Шутя и переговариваясь, побрели на любимое зрелище. Настроение у всех воодушевленное, возможно сказалось присутствие Аделлы, которая первая вышла из комнаты, но к телеку почему-то не пошла. Зиновий пошутил: — Она сейчас, как говаривала моя жена, будет «навиваться». — Это что за словечки? — усмехнулся Денис. — Волосы на бигуди станет наматывать. А потом выйдет в коридор – словно вампир, вся голова в пружинах. — Да хватит про вампиров, надоело! — Денис покрутил шеей. — Напридумывали сказок. Слава Богу, всё выяснилось. Аполлон не псих, и птица дрессированная. В цирке какой-нибудь козел поранил, а потом выкинул в овраг, кормить не чем. У них тигры голодные, на мясо денег не хватает. Хорошо хоть птицу выкинули, а если бы тигра? Всех бы пожрал с голоду! — Умолкни! — беззлобно цыкнул Зиновий, усаживаясь вместе с другими перед теликом. — Только на сердце и в мозгах успокоилось, ты лезешь с тигром. — Чего я-то? Вот, к примеру, если тигр неделю не жрал… — Умолкни! — зашумели вокруг. Чарушин многозначительно оглянулся на Дениску, но его подтолкнул локтем Мирошкин: — Проворонишь! Гляди на экран… Интерес переключился на футбольное поле. Всем хотелось отдыха, покоя, хоть малого забвения от повседневной работы. И никто не знал, что самые сильные потрясения еще впереди. Даже Аполлон, придя к телеку позже всех, не предчувствовал, какие страдания и страхи его ждут. Футболисты бегали по полю, мяч мелькал около чьих-то ворот, мужики вскрикивали, ругались, сердились и радовались. На следующее воскресное утро Денис, проходя по коридору, не выдержал и заглянул в приоткрытую комнату Аделлы, предварительно постучав: — Аллё-о! Мадмуазель дома? Ему не ответили. Просунул голову в дверь. Аделла сидела за столом, уронив голову на руки, словно пьяная или таким манером дремала? Букет цветов в пол-литровой банке гнул стебли, белые лодочки лепестков, осыпавшись, словно покачивались на старой клеенке стола. Денис подумал: «Уже цветы ей дарят! Кто? Спит, что ли? Хмельная в дребедень, или ширяется с утра?» — Аллё-о! Аделлочка! Па-адъем! — подошел, слегка тронул за плечо, мелькнула мысль: «Врет Зиновий, она не навивалась. Спит, лохматая, волосы по столу…» Аделла не ворохнулась. И лишь тут Дениска углядел струйку крови на клеенке. Между лепестков. Сперва принял за кетчуп, на столе было не убрано – хлеб, тарелка с макаронами… Денис окаменел. Не дыша, обошел Аделлу с другого бока и чуть не взвыл от ужаса – на шее кровавилась странная ранка, словно вилкой ткнули. Метнулся из комнаты, будто ошпаренный, засуетился, бегая по коридору. Стал стучать во все комнаты. — Чего? Чего? — тормошили мужики Дениску. — Какая змея тебя укусила? — Аделлу у-у-били! Вампир! — выдохнул Дениска остекленив глаза. Через полчаса тихое общежитие превратилось в гудящий улей. Когда вышел из своей комнаты Аполлон, все шарахнулись от него в стороны. А он странно посмотрел и сказал бесстрастно: — Птица исчезла. Ему никто не ответил. Лишь Зиновий молча указал на раскрытую настежь комнату Аделлы. Аполлон боком, словно нехотя, зашел, посмотрел и, бледнея, быстро вышел, пробежал в свою комнату, запер дверь. В глазах его плыли круги, колени дрожали. «Господи! Опять. Что за напасти на мою голову? И птица пропала. И женщина в крови… Снова началось». Да, снова началось. Но никто не знал, что именно началось? А может, и не кончалось, а медленно и властно шло к некому странному, жуткому завершению. Скорую не вызывали, сразу – милицию. До вечера в комнате Аделлы суетились какие-то опера, любопытствующих не пускали, комнату опечатали. Затем начался монотонный и долгий опрос каждого жильца. Следователь Алексей Алексеевич, лет сорока, недоумевал, рассуждая перед сослуживцами: — Все несут ахинею про вампиров. Про Аполлона и птицу, которая превращается в призрак и исчезает. Что-то здесь не так. Не может такая уйма нормальных рабочих мужиков в России разом поверить в бредни, достойные лишь мозгового уровня восторженной обывательницы. Здоровые мужчины, а трясутся от страха. — Личность Аделлы установили? — спросил один из помощников. Алексей хмыкнул: — Только что устроилась на завод. Трудовая книжка и документы в порядке. Разведенка, бездетная. Не судимая. Не залетная – родилась и проживала в нашей области. Вся, как на ладони! Без криминала и темных дел. Обычная неудачница с неустроенной судьбой, слегка гонялась за мужчинами. Таких нынче тысячи. — Но убита, — помощник отошел к окну. — Колющая рана на шее. Может, стамеска. Их на заводе полно, хоть всех подозревай. Отпечатки пальцев сняли, но в общежитии всё всеми захватано. Она в комнату въехала, толком не прибралась, видимо, не успела. Даже полы не помыты, не говоря об окнах и дверях. И главное никаких зацепок. Не вампира же подозревать! Не птицу же, будь она неладна! Человека надо искать. Все согласились. Монотонный допрос жильцов продолжался. Секретарь едва сдерживал улыбку, записывая показания Зиновия, который возбужденно размахивал руками: — Я из-за этого вампира из комнаты ушел. Сразу понял, там их не один. Вурдалаки! И эта Аделла подозрительная. Словно с крыши свалилась. Заходит – помада на губах кровавая… Тоже из ихней компании. Да. Точно! Слетелись в одно место на здоровых мужиков. Так и запишите. — Вы, говорят, лечились от белой горячки? — следователь внимательно посмотрел на Зиновия. — Лечился. Пол-города лечится. — А где находились в ночь убийства? Зиновий замер, подумал, ответил робко: — Спал. В своей комнате. — Есть свидетели? — Я недавно перешел от Аполлона, в комнате кроме меня никого. Я вообще-то не люблю один. Но перешел туда из-за страха. И птица надоела! То сидит в коробке, то исчезает. — Чего-нибудь странное не замечали у Аполлона? — Девчонка ночью из коробки вылезала… Секретарь поднял голову от записи. Следователь Алексей Алексеевич бесстрастно вскинул взор на Зиновия: — Вы разведены, была жена? Зиновий недовольно: — Была, сплыла. Все они одинаковы. Лучше бы их совсем не было! Ни одной нигде не было. Вурдалаки! — Вы на сегодня свободны. Тот, оглядываясь, поспешил к двери. Когда допрашивали Дениску, бывший говорун вдруг переменился. Слова не вытянешь. Алексей Алексеевич долго настраивал его на открытый разговор – без толку. Зажат парень внутренне, словно проговориться боится. — Скажи, Денис, давно Аполлона знаешь? — Как поселился там. — А Зиновия? — Как поселился там. — Аделлу давно знаешь? — Как и все. — Зачем утром пошел в ее комнату? — Просто так. — Была же цель. — Не было. Весь допрос в таком роде. Когда Алексей Алексеевич, после паузы, приблизил лицо к Денису, чтоб задать очередной вопрос, у того задрожали губы. Алексей Алексеевич выдержал паузу подольше: — Где вы были в ночь убийства? Денис опустил глаза: — Спал. — Есть свидетели? — Я в комнате с Василием живу. Он тоже всю ночь спал, — глянул на следователя исподлобья, настороженно. Алексей Алексеевич спросил в упор: — А что о птице скажете? — Призрак. — У вас есть девушка? — Нет и не надо. — Почему? — Станет деньги тянуть. Обманет. — Чего же к Аделле в комнату утром зашли? — Просто так, — глаза у Дениса расширились, словно нечто вспомнил. Следователь закрыл папку: — На сегодня вы свободны. Денис не шевелился, потом промямлил: — На сегодня? — Да, — усмехнулся Алексей Алексеевич. Лишь закрылась дверь за Дениской, сел за стол, потер устало глаза: — Ничего не понимаю. Все уверовали в призрак! В вурдалаков! И главное, у всех одно и то же алиби – спали. А кто свидетели этого спанья? Спящие. Нет свидетелей, нет алиби. Любой из них мог убить. С допросом Аполлона было еще хуже. Часто вскакивал со стула, словно пытался убежать. Не сразу понимал вопросы. И сбивчивый, бредовый рассказ о птице и призрачной женщине! О лепестковом мороке! О диком логе. Этот лог, кстати, надо проверить, что там творится? — Вы, Аполлон, раньше были знакомы с Аделлой? — У меня Оля. — Но вы развелись, времени прошло порядочно. — Время ничего не значит, — туманно посмотрел в окно. — Я ее не убивал. Зачем она мне? — Однако, у вас под кроватью нашли стамеску. — Ну и что? — лицо Аполлона даже не дрогнуло, лишь глаза сверкнули, словно стальные. — А то… — помедлил Алексей Алексеевич,— что она в крови. Аполлон пожал плечами: — Значит, я работал ею и поранился. — Но мы определили группу крови, она не ваша. Вашу узнали из клиники. Не ваша кровь на вашей стамеске. — А чья? — насторожился Аполлон и снова соскочил со стула. — Да вы сядьте, Аполлон, успокойтесь. Прекрасно знаете, там кровь Аделлы. Аполлон повесил голову, надолго умолк. Вдруг резко поднял лицо: — Какой же убийца в наши дни станет прятать улики под свою кровать? Даже самый последний придурок догадается бросить стамеску под чужую кровать, не говоря о том, что есть места, где ее вовсе не отыщут, — Аполлон вдруг улыбнулся, выпалив эту фразу, посмотрел прямо в глаза Алексею Алексеевичу. — Допустим, — следователь тоже улыбнулся. — Допустим, вам стамеску подбросили. Но есть свидетели, что вы ночью выходили в коридор. — И что? — Аполлон удивленно поднял брови. — Спросите, зачем выходил? За тем самым, что и ваш свидетель. Кто он кстати? Морда небитая. — А свидетель Мирошкин говорит, что вы пошли не к туалету, а в другую сторону коридора, где дверь в комнату Аделлы. — Ну, морда небитая! — Аполлон, куда вы пошли средь ночи? — К окну в конце коридора, чтоб проверить, плотно ли закрыто. — Да зачем? Зачем вам средь ночи окно проверять? Аполлон помедлил, потом сказал еле слышно: — Чтобы птица туда не выползла. — Сказки. Про птицу – сказки всем рассказываете. Эти сказки от вас и пошли. И призрака, кроме вас, никто не видал, лишь Зиновий, а он, как говорится, не в счет из-за своей ежиковой болезни, на учете в соответствующем диспансере состоит, — следователь прошелся по маленькому кабинету, помолчал. — Может, напишете чистосердечное признание, как всё произошло? Аполлон дернулся: — Я не убивал. — Однако, вас придется арестовать. У Аполлона захолонуло сердце, захотелось взвыть, немедленно убежать, спрятаться. У дверей стоял постовой. «Всё, теперь, как в кино, руки за спину – и пошел. Черт мне эту Аделлу подсунул!» Арест Аполлона произвел впечатление не только на заводских. Об этом заговорили многие в городке. Слух о мужике, который убивает женщин, сперва выпив кровь, распространился по городу молниеносно. Одно успокаивало – маньяк арестован, бояться нечего. Болтали, что Аполлон таскал свои жертвы в дикий лог, вероятно, там их закапывал. А всем говорил, что это птица чудит… Что под кроватью Аполлона обнаружили кровавые инструменты, с которыми караулил жертвы. И все, пропавшие в городе за последние годы, – его рук дело. Жуткие рассказы вертелись, обрастали слухами и подробностями. Допрос Аполлона продолжался. Хотя признания не было, всё близилось к логическому концу. Мотив убийства тоже понятен – Аделла очень напоминала внешностью жену Ольгу, из-за которой жизнь Аполлона, ставшего женоненавистником, пошла в перекос. Довольный успешным раскрытием дела, Алексей Алексеевич все же не спешил, проверял и перепроверял факты, перечитывал протоколы допросов. Неожиданно раздался телефонный звонок из приемной: — Алексей Алексеевич, тут к вам молодой человек… — В чем дело? — молвил следователь, уже собираясь идти домой. — Желает признаться во всем… Поговорить с Вами… Денис Тигунов. Алексей Алексеевич замер, нехорошее предчувствие шевельнулось в груди. — Пусть зайдет. Пропустите. Когда вошел Денис, от опытного следователя не могло ускользнуть необычайное волнение парня. Вспомнил опрос, вспомнил его скупые свидетельские показания… «Неужели? Неужели…» Алексей Алексеевич внимательно смотрел на Дениса, глаз не спуская с его лица, ловя каждую черточку, выражающую настроение, суть, подспудные мысли… — И о чем вы хотели со мной поговорить? — вопросил, как можно спокойнее. — Хочу признаться… — у парня перехватило дыхание. Алексей Алексеевич не торопил, ждал. — Не мог я сразу сказать! Не мог! — Денис повысил голос. — Ну, как такое скажешь! — снова перехватило дыхание. Наступила тягостная пауза. — Да уж лучше всё сказать, потом легче будет, — заверил Алексей Алексеевич. Денис кивнул: — Вот я это же подумал! Поэтому и решил прийти! И сказать. — Ну? Дениска придвинулся к столу вместе с креслом, вытянулся над столом следователя, чтобы максимально приблизиться к нему, словно опасался – вдруг кто услышит? – и прошептал многозначительно: — Это – матрица. Алексей Алексеевич вскинул на него проницательный взор: — Чего сказал? — Матрица! — облегченно выдохнул Денис, как будто выдал всё, что хотел, и снова откинулся в кресле. — Объясни. Я ваших молодежных терминов не понимаю, — пожал плечами следователь. — Я знаю, кто и как убил. Не видел, но понял. — Ну? — Алексей Алексеевич почувствовал, как его стало донимать глухое раздражение, которое появилось, невесть откуда. Денис деловито устроился в кресле и, уже более спокойно, начал объяснение: — Лепестки, крутящиеся в воздухе – есть особая матрица, из которой виртуально рождается то женщина, то птица… Следователь глубоко вздохнул, потекли раздраженно мысли: «Вот и заводи в городе компьютерный зал! Не готовы они к цивилизации! Крыша у них едет». А Денис продолжал: — По сути дела, это явление известное. В народе называют морок, видение. Эти видения возникают не на пустом месте, а из того, куда ушла энергия, когда они умирали. Допустим, ушла в лепестки. Данная концентрация энергии и порождает матрицу, из которой потом и выходят призраки. В данном случае – матрица создана из лепестков. Короче: лепестковый морок и лепестковая матрица – одно и то же. — Всё сказал? — насмешливо вопросил следователь. — Нет, — обрадовался чему-то Денис и добавил: — Погибшая девушка, находясь в параллельном мире, через лепестковую матрицу проникает в нашу реальность. И эта девушка реально способна в нашем мире сделать всё, что угодно, даже убить… — А теперь всё? — Теперь всё, — Денис победоносно посмотрел на следователя, ожидая похвалы или хотя бы молчаливого понимания. Алексей Алексеевич устало посмотрел в окно. В далеком небе плыли мрачные облака. «Куда плывут? Зачем? Вот шарахнется астероид на Землю – и нет нас, со всеми нашими заботами и делами уголовными и сердечными…» — Так и запишем, — перевел взгляд на Дениса. — Можешь, Тигунов, идти. Понадобишься – вызовем. Дома жена посетовала Алексею Алексеевичу: — Ну и жуть в городе говорят! Скорее освобождайся от этого дела, не забивай голову. Алексей пожал плечами: — Самому тяжело. Опрашиваемый по делу Тигунов придумал новую версию, что летящие лепестки – матрица, из которой виртуально рождается молодая особа… И моя голова раскалывается. Никогда вампирных дел не вел. Пожалуй, надо выпить снотворного, две ночи из-за них, психов, плохо сплю. Жена достала таблетку, положила на тумбочку возле кровати: — Одно спокойно, что маньяк за решеткой. Две дочери подрастают, старшей пятнадцать. Ужас! А он сквозь стену не пройдет? — И ты?! — взвился Алексей и сразу же взял себя в руки, добавил спокойным тоном: — Не увлекайся женскими сплетнями. Укладываясь спать, взглянул на папку с записями об Аполлоне, белеющую на письменном столе. Жена, не спеша, поводя от озноба плечиками под тонким халатом, пошла в комнату к дочерям, обещала младшей почитать сказу на ночь. Вдруг сзади раздался внезапный хохот. Она чуть не присела от страха. С ужасом оглянулась, стоя в дверях. Муж лежал на кровати ничком и хохотал. — Алексей! Господи! Что с тобой? — Прости, милая, прости. Нервы. Работа такая. Понимаешь, какой пустяк: Аполлон талантливый психолог, всех уверил, что птица возвращалась в овраг. А сам каждый раз приносил другую птицу – поймать нетрудно. Ты сможешь одну ворону отличить от другой? Одинаковые! А все уверовали – одна и та же птица! Лепестковый морок приплёл! После заморозков какие лепестки? Смешно. Чем глупее обманывают людей, тем сильнее верят. Смешно. Жена смотрела со страхом, почему-то не смеялась. Заметив ее серьезный вид, опомнился: — Прости, милая, напугал. Нервы. Жена пришла через полчаса, лишь голова ее коснулась подушки, уснула. Алексей ворочался с боку на бок. После выпитой таблетки сон пришел не сразу, но под конец сморило. Последние дни Алексей Алексеевич спал неспокойно, сказывалось постоянное переутомление. Среди ночи проснулся внезапно, в потемках сходил на кухню, выпил воды из чайника, глянул в окно – ух, темны осенние ночи! А в маленьких, заброшенных городках, темень еще глуше. Даже фонари на улицах нынче не горят. Улегся на кровать, зевнул, стал засыпать. Еще раз сонно глянул на тускнеющее окно и вдруг замер – почудилось, шторы колышутся. Неужели форточка открыта? Закрывал на ночь. Или ветер распахнул? Хотел встать, снова закрыть, но с подоконника что-то полетело, закружилось хлопьями…И вдруг от окна отделилась тень, легко изогнулась. Алексей Алексеевич вспомнил, что в фильмах ужасов, обычно следователь тянется под подушку за пистолетом. Но, увы! Пистолета под подушкой никогда не держал. Рядом – безмятежное дыхание жены. Стал приглядываться к темноте, одновременно соображая, что предпринять для защиты, если будет внезапное нападение. ... И тут увидел – тонкая женщина в светлом… Вернее, увитая белынью, которая кружилась вокруг нее легкими мерцаниями, похожими на лепестки… Прозрачная женщина… Темные волосы… Если бы не сам, не своими глазами это видел, ни за что не поверил! Рот её был странно перевязан чем-то. Словно кто перевязал, чтоб не кричала. А вот Аполлону она виделась без повязки...  Татьяна Смертина, мистический детектив: лепестковое привидение.
"Если бы не сам, не своими глазами это видел, ни за что бы не поверил" (Т.С.) Видение легко плыло по комнате, одежды и волосы струились, гасли до густых потемок и снова возникали. Она наклонилась над его письменным столом, взяла папку с делом Аполлона и стала рвать листок за листком. Алексей Алексеевич, от увиденного, словно окаменел – ни крикнуть, ни пошевелиться, как загипнотизированный. Видит, всё понимает, а ничего сделать не может. Когда куча изорванных бумаг высоко забелела на столе, женщина повернула лицо к Алексею Алексеевичу. Бледное, красивое… И так, смотря на него, стала еще сильнее бледнеть и таять. Потом повисли в комнате сплошные сумерки… Утром Алексей Алексеевич вскочил от звонка будильника, жена уже возилась на кухне, слышались голоса дочерей. Резко сел на кровати и сразу вспомнил ночное видение. Медленно повернул голову к письменному столу – папка на месте. Медленно подошел, открыл – листки не тронуты. — Ух ты, слава Богу! Совсем с ума сошел с нынешними клиентами. С призраками да вампирами. Быстро оделся, собираясь на работу, и вдруг увидел на полу что-то светлое. Нагнулся – несколько лепестков. Поднял, положил на ладонь и ошарашено стал рассматривать. Шелковистые, натуральные, живые. И тут ожгло непонятной тревогой. Медленно взял папку и положил лепестки между листами! «Неужели?.. Не может быть!» Позвал жену и дочерей, поинтересовался: — Кто из вас покупал цветы? Старшая дочь вздрогнула, смутилась: — Это мне, папа, это подарили! Но я ему в окно выбросила! — Какие цветы? — грозно спросил отец. — Пионы. Грузины в ларьке такие продают. Алексей посмотрел на дочь: «Когда успела вырасти? Цветы дарят… Никогда бы не подумал… Осенью пионы продают! Дожились…» За завтраком сидел хмурый. Затем решил ехать к своему учителю, старому следователю, что до пенсии работал в этом городке, именно Алексею Алексеевичу передав свои бразды владения кабинетом и прочими делами. Отношения между ними были теплые, изредка перезванивались. Вот и сегодня Алексей Алексеевич позвонил старику. Тот молвил одно: — Приезжай. Когда Алексей Алексеевич зашел к Зубру, так его звали меж собой сослуживцы, тот принял его заботливо, словно ждал давным-давно… Алексей Алексеевич начал сразу: — Вы, Степаныч, слышали про дело, что расследую? — Как же! Такое громкое дело, о нем каждая бабка в городе знает. Проходи, садись. Кофе? — Пожалуй. Как всегда. Зубр просеменил на кухню, Алексей Алексеевич нетерпеливо и нервно застучал пальцами по папке, в которой лежало дело Аполлона. Подумал: «Неужели призрак тоже касался этой папки? Призрачные тонкие пальцы скользили по корочкам? Рвали эти листы? Как такое возможно? Бред, бред, бред… Морок, морок, морок…» Вышел из кухни Зубр с подносом, на котором стояли две чашки горячего кофе, видимо, в самом деле ждал, приготовился. Алексей Алексеевич вкратце рассказал о ходе расследования. Зубр слушал молча, слегка вздымая брови, ему шел девятый десяток, но выглядел бодро. Когда речь зашла о птице и призраках, о лепестковом мороке и лепестковой матрице – старик и глазом не моргнул, выдержка стальная. Характер у Зубра волевой – никогда не срывался в гневе даже в исключительных случаях, не говоря о повседневных пустяках. И не потому, что душу не задевало – задевало, и глубоко! – а умел силой подавлять себя, а это – всегда на пользу себе и другим. Лишние эмоции тоже не любил. Особенно не нравились «пьяные слезы», когда кто-то под хмелем расслаблялся, нес жалобную околесицу или рыдал. Алексей редко обращался к Зубру по следовательским делам, обычно разговоры шли житейские или на отвлеченные темы, а тут… Конечно, про свое видение ночное помалкивал, про лепестки найденные на полу – тем более. Да и днем, при солнечном свете, призрак ночной казался детским сном. Выслушав Алексея Алексеевича, помолчав, допив свой кофе, Зубр поставил чашку на маленький столик. Внимательно глянул на Алексея: — Родственников Аделлы допрашивали? — У нее только мама, живет в районном центре. Плачет по дочери. — А бывший муж? — Давно живет с другой. Допросили его и подругу. Твердое алиби: день рождения у товарища справляли, там и ночевали, вповалку кто где. Оттуда до нашего города полдня добираться. — Он как среагировал на кончину Аделлы? — Как все ветреные мужики. При ней знакомых заводил, и теперь замена есть. — И какие выводы? — Аполлон Зорин убил. Но сегодня с утра – засомневался. Зубр посмотрел в окно, за стеклом покачивались ветки опавшей лиственницы. Черные, причудливо изогнутые. Перевел взгляд на Алексея: — Засомневался с утра? Что же случилось ночью? Алексей смутился, словно школьник. Сказать или нет? Тоже пристально уставился на лиственницу. Зубр улыбнулся: — Похожа осенью на лиловые коралловые ветки. — Да. Лиловый коралл. Еще одно название для детектива. Алексей понимал, Зубр ждет ответа на вопрос. И выложил разом: — Ночью видел. Призрачную женщину. У себя в комнате. Вырывала листки из уголовного дела, — и быстро глянул на Зубра, как среагирует? Рассмеется? Презрительно уставится в окно, где колышутся лиловые кораллы? Зубр не дрогнул, не моргнул. Спросил, вроде бы, равнодушно: — Если листки целы, значит, этого не было? — Утром лепестки нашел на полу, — Алексей Алексеевич раскрыл папку, начал судорожно листать, лепестков не было. Виновато глянул на Зубра, снова тщательно перелистал, лепестки исчезли. «Да и были ли они? Вот заморочье!» — Из фактов надо исходить, — Зубр прочитал несколько листков, помолчал. — Вложи обратно в папку. Еще кофе? — Спасибо, не надо. Что же в расследовании обвинять призрак? Меня в дурдом запрячут. Мне было ясно, что Аполлон всех разыгрывает, от скуки. Они там все свои семьи потеряли, по разным причинам. Тоска, одиночество. И начал Аполлон розыгрыш не от хорошей жизни. А тут появилась Аделла, похожая на его жену, и взыграло ретивое – расправился. Благо – почва подготовлена, есть на кого вину переложить. Хотя, со стамеской не пойму… Может, растерялся от содеянного? Может, думал, что позже уничтожит улику, не успел… — А еще факты есть? — Аполлон ночью по коридору шастал. Свидетель есть. Я всё о призраке думаю. Возможно такое или нет? Степаныч, возможно? Зубр скрестил руки на груди, повел плечами: — Если бы я видел, сказал бы – возможно. Но я не видел. Хотя, многие видали, даже очень серьезные и умные люди. Например, недавно узнал, что академик Наталья Бехтерева – дочь знаменитого ученого! – сталкивалась в своей жизни с подобным. Она мозг человеческий изучает, практик посильней нас, так что верить ее словам – есть основание. Я не видел призраков, но… — вдруг Зубр умолк, задумался. Алексей Алексеевич не вытерпел: — Но? Но вспомнил одно уголовное дело, почти пятьдесят лет прошло… — Зубр снова умолк, поглядывая на лиловые кораллы, вьющиеся за окном. Не спеша, продолжил: — Теперь думаю, есть некая связь того давнего дела с сегодняшними странными событиями. Алексей Алексеевич не перебивал, хотя не терпелось узнать. Зубр покачал головой: — Да-а… Вероятно, есть связь. Пятьдесят лет назад возле оврага, где Аполлон птицу нашел, была деревня. Ветхие деревянные избы давно снесли, следа не осталось. А я помню. Мне едва за тридцать было. Расследовал убийство молодой женщины, вернее девушки. По-нынешнему – бытовуха. Случай банальный и даже глупый. Собиралась выйти замуж за любимого парня. А тут еще один по ней сох – она, бедная, и не догадывалась. С горя запил неудачник, а пьяному: пчела тараканом чудится, птица самолетом. Спьяну зависть зверская взыграла, перед свадьбой зарубил девушку. Причем всё так обставил, что подозрения пали на жениха: под кровать кровавый топор подбросил…  Татьяна Смертина, мистический триллер: лепестковое привидение.
"Ушедшая из этого мира влюбилась в живого" (Т.С.) Алексей слушал и не понимал, какая связь нынешних событий с давним делом? Разве что, орудие убийства под кроватью. Но подобных совпадений сотни. Ну и что? И если это дело припутать, да птицу и призрака из лепестков приплести, совсем непонятно, кто убил Аделлу? Сказки, а дело надо решать. Вопросительно посмотрел на Зубра. Тот словно понял мысли, продолжил: — И тогда многие поговаривали о призраке в овраге. Девушке в туманном вихре. Честно говоря, не верил. Да и сейчас – не очень. Но куда от фактов денешься? Факты порой затмевают вымысел. Алексей удивленно уставился на Зубра: — И что? Призрак убил Аделлу? За-а-чем? И главное – как арестовать и привлечь? Ерунда сплошная. Даже мозги затмило. Уж если вы, Степаныч, тоже к этому клоните, то… — Я никуда не клоню. Просто утверждаю – призрак появился вновь. — Но вы, Степаныч, тогда честно расследовали дело, нашли истинного убийцу! — возмутился Алексей. — Чего же девушка снова появляется? Лепестки рассыпает. Птицей оборачивается! Да еще других убивает! Зубр спокойно возразил: — Алексей, как может призрак убивать? Чушь… Ищи человека. Тот притих, совершенно сбитый с толку. Ну и Зубр, то призрак есть, то ищи человека. Вот и ходи за советом – сильнее запутает. Некоторое время сидели молча. И опять лиловые кораллы заплясали под ветром, словно тоже причастные к делу. Алексей вздохнул: — Всё. Ничего не знаю. Мысли в клубок – сто лет не распутать. — А я всё понял, — Зубр откинулся в кресле. Алексей Алексеевич недоверчиво поднял взор: — Понял, кто убил Аделлу? — Понял. — И кто? — Ты, Алексей, успокойся и подумай до завтра. Это тебе на пользу. Завтра позвони – скажу. Мог бы и сейчас, но тебе – жить и расследовать, а мне – скоро к призракам навсегда. Алексей Алексеевич не спешил выпускать Аполлона из следственного изолятора. Город волновался слухами, все ждали развязки дела и «возмездия вампиру». День прошел в раздумьях. Алексей перечитал показания всех жильцов общежития, благо оно двухэтажное. А каково, если бы пятиэтажка? Пришлось бы всех опросить. Можно подозревать любого, но всё скрестилось в троих: Аполлон, Зиновий, Денис. По логике размышления попадал под подозрение бывший супруг Аделлы, но алиби! Новая его подружка, соперница Аделлы, вертлявая бабенка, голосок наивный, а наглости хоть отбавляй. Зубр, скорее всего, тоже не знает убийцу, оттягивает время, осмысливает. А то, как в кино, ни с того, ни сего: «Я всё понял!» Еще бы стряхнул при этом пепел с сигары и отпил виски из большой рюмки пузырем. Время тянет Зубр. Вот уйдет сегодня ночью к призракам и не скажет! Дай Бог, ему здоровья и долголетия, хороший старик. Зачем время тянет? Алексей Алексеевич тоже тянул время – перед сном. Не ложился. Побаивался ночи. Домашние давно спали. Жена под цветастым одеялом заснула с открытой книгой. Осторожно положил книгу на тумбочку. Растерянно побродил по спальне. Папку с деловыми бумагами запер в шкаф, на всякий случай. Время близилось к полуночи, улегся. Быстро вскочил, проверил – закрыта ли форточка? Помедлил, пошел в прихожую – закрыта ли входная дверь? И только подошел к зеркалу в прихожей, как – именно через зеркало! – увидел нечто светлое, мелькнувшее на темной кухне. Замер, сердце громко заколотилось, голову сжало, словно обручем. Боялся оглянуться, смотрел через зеркало. Тонкое, светлое снова мелькнуло, замаячило нежной белизной. «Мужчина я или нет? Чего бояться? Призраки – выдумка усталого мозга. Но, Зубр утверждал, что даже академик Наталья Бехтерева…» Не вытерпел, резко повернулся, резко ворвался на кухню и тут же щелкнул включателем. Электрический свет ослепил, зажмурился и сразу широко открыл глаза. Посреди кухни стояла, в светлой ночной сорочке, перепуганная младшая дочь, зажав в кулачке пастилу. Она часто лакомилась конфетами, именно для нее стояла на кухне вазочка. Бывало, и перед сном наведывалась, все в семье знали. От внезапного появления отца, девочка разревелась. Вбежала перепуганная мать: — Что? Что здесь? — Я виноват, сдурел… — Алексей даже объяснить не мог. Нельзя же родную жену и дочерей призраками пугать. Дочь ревела, дрожали белые кружева на сорочке, Алексей смущенно и растерянно топтался посреди кухни. Жена подняла встревоженное лицо: — Закончилось следствие этого ужасного дела? Или нечто новое? — Да нет, то же самое: Карл у Клары украл кораллы. Причем – лиловые кораллы! — Как понимать? — удивилась жена. Не ответил на вопрос, лишь рукой повертел у своего виска. Жена прижала девочку к себе, взяла на руки, понесла в девичью комнату. Не снилось ничего. Полный провал. До утра не просыпался. Открыл глаза, глянул на будильник, пора вставать. Алексей Алексеевич вспомнил вчерашний день, вспомнил ночной плач дочери. Бродил нынче призрак по спальне? Шкаф заперт, лепестков на столе и на полу нет. Всё в порядке – дневной свет, дневная явь, трезвая реальность. Надо заканчивать расследование. Если понадобится – повторить допрос свидетелей, задать дополнительные вопросы. Вчера доложили об осмотре лога – ничего подозрительного. Алексей Алексеевич сам несколько раз до этого бродил по дикому оврагу, рассматривал. Глухой лог, обычный. Земля нигде давно не тронута. Палые листья, мусор, холод запустения. Никаких птиц в кустах. Лишь пожухлые пакетики от молока да кое-где яркие клочки оберток от жвачек. Однако, сегодня предстоял разговор с Зубром, осмыслил ли он обстоятельства, точно ли разгадал – кто убийца? А что делает Аполлон в изоляторе? Может, призрак нынешней ночью там бродил, не до меня было? Алексей Алексеевич вытерпел до обеда, не звонил старику. И тот помалкивал. Примерно часа в два, когда следователь собирался домой на обед, доложили, что Аполлон ведет себя странно. От еды и питья отказывается. Сидит на нарах безмолвно и почти неподвижно. Словно «косит» под психа. Или в самом деле – не того… — Он что-нибудь высказывает? — спросил в телефонную трубку следователь. — Твердит, что не убивал и… — И? — И просит для себя смертной казни. Алексей Алексеевич повесил трубку. Всё, что совершалось вокруг странного уголовного дела – было нелогично. И всё же, если вычеркнуть из памяти назойливые и несколько глуповатые фильмы, где в расследование дел вмешивалась потусторонняя сила, если этот надуманный мусор вымести из головы, останется то, что всегда торжествует в яви – ищите человека. Посмотрел в окно – ни веток за стеклом, ни деревьев. Весной надо обязательно посадить саженцы, чтобы мысль пронизывалась сквозь ветки, скользила по их лабиринту. Может, при этом лабиринт подсознания проясняется? Надо посадить сосны. Недаром Николай Рубцов создал, сверхсильную по чувствам, поэтическую книгу «Сосен шум». Если бы сейчас за окном шумели сосны, тяжеловесная мысль обрела бы полет. Знал бы – как связать обрывки фактов, понять их мозаику. Итак. Надо подумать о сладкой парочке – бывшем супруге Аделлы и его подружке. Он – не терпит препятствий на пути к своему удовольствию. Аделла могла быть препятствием. А новая подружка? Дамочка из тех, что, наивно распахнув глаза, свидания по канцелярским туалетам назначают, там можно запереться вдвоем для блуда, именно так она подцепила мужа Аделлы, падкого на подобные приключения. Выходит, у дамочки атрофировано чувство элементарной порядочности, а значит стерта грань между нормальным и отвратительным. То есть, при отвратительном – она не содрогнется и лакомое съест, где угодно и любым образом. Аделла, вероятно, ей сильно досаждала тем, что – была! Досаждала тем, что владела лакомым, даже отдавая его. Могла ли дамочка закапризничать и толкнуть нового «спутника жизни» на преступление? По логике – могла, а по фактам? Факты таковы. Если в ту ночь были на пирушке, кто, из напившихся вдребезги гостей, станет следить за действиями других? В начале застолья парочка была, в конце была, значит, всё время были. А почему стамеска подкинута Аполлону? Комната рядом. Хотя, полдня оттуда до города добираться… Да и кто же будет убивать лишь из неприязни? Алексей Алексеевич собрался домой, прибрал на столе, проверил – закрыт ли сейф. Глянув на железную дверцу, подумал, что сегодня таинственную дверь должен, обязан, открыть! Решил идти домой пешком. Плана действий не было, но что-то внутри его словно проснулось, руководило действиями. Ибо – пошел не к дому, а снова – к дикому оврагу, где Аполлон птицу находил. Когда подошел, слегка заморосил дождь. Погода ветреная, плащ пронизывало насквозь. Поднял воротник, глянул на небеса. Над оврагом шумели сосны – несколько старых деревьев, видимо, они помнят бывшую здесь деревню, помнят бывших жителей. Может быть, помнят убитую невесту в венчальном платье? Должна быть связь между нею, призрачно бродящей, и неприкаянным Аполлоном, и этим странным убийством. Какая? Или это разные события, нелепым случаем скрещенные в одно? И следователь представил себе убитую девушку: рассыпанные пионы… Ее рука, обвитая тонким шелком, уже безвольная, безжизненная… Сосны шумели в сквозной сырости тоскливо и возвышенно. Спустился в овраг, прошелся, ничего особенного. И только стал подыматься из лога к старым соснам, как его осенило! Под соснами – осенило! Воскликнул: — Господи! Конечно. Именно так. Но Зубр первый понял. Заторопился домой. Ветер слегка утих, морось дождя усилилась. Обернулся глянуть на сосны. Под соснами – осенило! Дома еще раз всё обдумал, перечитал показания допросов, вспомнил лица подозреваемых и удостоверился – именно так. Словно, пока бродил по оврагу, кто-то подсказал истину. Кто? Вечером позвонил Зубру: — Степаныч, по-моему до меня дошло. — Ой ли? — насмешливый голос в трубке. — Конечно, Степаныч, многое непонятно. Но убийцу знаю. — Интересно, совпадают ли наши догадки? — начал, не спеша, Зубр. — Если не совпадают, тогда получатся двое убийц? — Может, и двое, если у кого-то в глазах двоится, — в тон Зубру заиграл словами и Алексей. — К слову скажу, Аполлон просит для себя смертной казни. В чем причина? — Причина есть. Она меня удивляет, — Зубр некоторое время молчал, потом вздохнул тяжело. — Алексей, а не намекает ли Аполлон на самоубийство? Он способен? — Теперь думаю, он на всё способен. Но я, Степаныч, уже позвонил в изолятор, чтоб проследили, суицид – мне не нужен. Зубр тревожно намекнул: — Да, хватит трупов. А всё может быть, или – суицид, или утром найдут рану на твоей шее. Всякое может быть, не шучу. Алексей Алексеевич почуял странный холод, словно некто ледяной прикоснулся. По спине прошел озноб: — Я, Степаныч, тоже об этом думал, но не верилось. А теперь чую – не застрахован. Хоть завещание пиши! Зубр стальным голосом: — Чем завещанием заниматься, действуй. И немедленно! Впереди – ночь. Странное уголовное дело может странно закончиться. Действуй немедля и всё доведи до конца. Алексей Алексеевич никогда не беспокоил сослуживцев в позднее время без особой надобности. А тут – пришлось. Понимал, дело до утра оставлять рискованно, но объяснять суть не хотелось. Понимал, приказы могут счесть бессмысленными, но надвигалась ночь темная, осенняя, непроглядная. Холодный, дождливый ветер колотился в раму, пытаясь распахнуть форточку и хлестнуть шторами перед лицом Алексея. Медленно взял телефонную трубку, набрал номер начальника следственного изолятора… Когда в эту полночь Аполлон заявился в общежитие, увидавшие его жильцы попрятались по комнатам. Зашептались, завскрикивали: — Сбежал! Сквозь стену прошел! — Они в полночь из гробов вылезают! — Вампир на свободе! Никому и в голову не пришло – отпустили. До утра многим не спалось, страхи витали по общежитию. Зиновий к запертой двери приставил стол и стулья, ночью несколько раз проверял баррикаду. Во многих окнах общежития до утра горел свет. Когда арестовали настоящего убийцу, а его арестовали в эту же ночь, не только жильцы общежития, а весь город позже не мог успокоиться, долго не верилось в истину: — Неужели убил этот… — Бывают же люди, хуже зверей… После суда, слухи немного улеглись, но таинственный туман подозрений, что окружил Аполлона в начале событий, не рассеялся. На улице многие узнавали; хотя он был оправдан судом, спешили отойти подальше. Но куда ему деваться от любопытных взоров? Сил не было покинуть знакомые места. Удивительно, женщины стали обращать внимание, а вид самый обычный, рабочий. Бывало, шел по улице, все смотрели сквозь. А нынче – с интересом. Денис с гордостью, что у него такой таинственный друг, вернулся жить в прежнюю комнату, тень таинственности стала падать и на него. Его гипотеза о лепестковом мороке и лепестковой матрице многих заинтересовала. А Зиновий вернуться в прежнюю комнату не решился: — Ты, Аполлон, личность непонятная. Никто не доказал – пил ты из нас кровь ночами или нет? — Если бы я пил, ты, Зиновий, – был бы первой жертвой. Чтоб не нудел. — Вот видишь, и не отпираешься! Зачем таких из тюрьмы выпускают? — покосился на Аполлона, опасливо втягивая голову в плечи. — Всё равно, рядом с этой комнатой было два трупа! Что за совпадение – сразу два? Дениска встрял: — Ну и что. Один сам помер, водки обожрался, все помрем. Аделлу этот убил… Никогда бы не подумал на Мирошкина. Ходил всегда равнодушный. А гляди ж ты… Аполлон покачал головой: — Я сразу следователю сказал, мол, морда небитая! Я делом занимался – окно закрывал, чтоб птица не выползла. Беспокоился о бедной. А он? Морда небитая, с кровавой стамеской от Аделлы шел. В перчаточках, гад, насмотрелся детективов… Именно мне и зашвырнул стамеску под кровать, пока со шпингалетами ржавыми возился. — И что! — Зиновий не внимал ужасу «от Мирошкина», но чуял страх «от Аполлона», поэтому убеждал по-своему: — Мирошкина можно понять. Аделла – его школьная любовь, первая, неразделенная! Это оскорбление отказом у любого в манию перейдет. Но убил зря! В ссоре убил! Я вот все любови свои забыл, а школьную тоже помню. Девочка сидела на первой парте, светлая, кудрявая. Все уроки на нее смотрел, если бы не она – отличником был. Из-за нее все двойки, учителей не понимал. Из-за этого что хочешь свершишь, тем более, когда отвергнет. Понятно. А наш Аполлон – чего? С призраком якшается, с оборотнем. Никто не объяснил на суде – был призрак или нет? Не понимаю. Что за птица? Вы можете мне объяснить? Денис улыбался: — Чего понимать и объяснять – дело научное. Это – ученым доказывать, а не Алексею Алексеевичу. Это – лепестковый морок! Ма-три-ца! Слава Богу, невинного человека не засудили. А то уж хотел Аполлон к светлой невесте отправиться… — Да ну вас! — Зиновий, шаркая малиновыми шлепанцами, пошел в свою комнату. Алексей Алексеевич, в гостях у Зубра, сидел в знакомом уютном кресле. Позади страхи и честно завершенное дело. Но всегда столько неясностей у ясного. Кофе покачивалось в чашках. — Степаныч, у тебя опыт, но подобные дела были? — Суть не в деле, а людях: при всей разности, много одинаковости. — Если бы так, было бы легко распутывать клубки, — возразил Алексей, поглядывая на побелевшие от снега ветки лиственницы. — А скажи, почему боялся за мою жизнь? Мой страх, например, объясним: женщина в светлом появлялась. От неведомого – страх за свою жизнь, а тут – как-никак призрачная незнакомка, благосклонная к Аполлону, которого я поначалу, может, с ее точки зрения, несправедливо арестовал. Каким образом бы отомстила – неведомо, спальню мою знает… Но ты, Степаныч, не веришь в призраки, откуда ждал угрозу? — Угроза была. Одна на двоих. Алексей Алексеевич растерянно глянул на Зубра, потом на лиственницу, словно ждал от нее подсказки. Но заснеженные ветки покачивались молчаливо и безразлично. — Степаныч, ты опять… Скажи ясно. Ясно и без слов, — Зубр аккуратно положил на стол чайную ложку. — Не выпусти ты ночью Аполлона – ушел бы он из жизни, к ней ушел… которая понимает… к женщине в светлом. Первая угроза жизни: от нее, засветной… А когда выпустил Аполлона – угроза уже тебе, от убийцы. Он обо мне не подозревает. А тут понял, что ты единственный догадался в истине и невиновного Аполлона выпустил. Мирошкин сразу понял – не проходил Аполлон сквозь стену, и никто не пройдет. Единственный шанс избежать наказания – этой же ночью тебя прикончить, в тоже «вампирном стиле», конечно. И никаких сомнений – дело рук Аполлона, мол, не надо было выпускать убийцу вампирного. — Степаныч, не мог Мирошкин так быстро на новое мокрое дело решиться. — Некогда ему медлить, время для своего спасения – одна ночь. Комната Мирошкина рядом с комнатой Аполлона, он сразу же узнал об освобождении подозреваемого. В ту ночь все попрятались, как специально – ни одного свидетеля. Идеальный момент для убийства. Идущий по гнилой доске о возврате не думает. Кстати, я не мог ждать – прирежут тебя или нет. Двоих ребят посылал в ту ночь к твоему дому. — Знаешь что, Степаныч, я этого не соображал, но чувство опасности, причем непонятной, пронимало до озноба. — Видишь Алексей, интуиция вещь тонкая… Не пренебрегай. Оба посмотрели за окно. Белизна снега на ветках светилась печальным холодом. Алексей еще раз подумал о сосновых саженцах с тонкими, золотистыми стволами. Хотя птицы в овраге больше не было, и видение не являлось Аполлону, он обратился к местному батюшке на счет призрачной женщины в светлом. О чем между ними шел разговор – никто не знает. Народ невероятные события воспринимал по-своему. Поговаривали, что светлая невеста вступилась за Аполлона потому, что несчастную птицу пожалел. Другие уверяли, что сам Аполлон – призрак, поэтому выпустили из тюрьмы, их держать в заключении бесполезно – сквозь любую стену уйдет. А самые юные романтично вздыхали: ушедшая из этого мира – влюбилась в живого. А может, истина в чем-то ином? Не знаю. Шумят могучие сосны над оврагом, зеленые иглы позванивают на ветрах. Покачиваются сосновые ветки, касаясь светлых небес. Словно указывают странный путь, который никому не миновать. Путь один, а предстанем пред ним – по-разному. И еще нечто засветно-радостное вызванивают ветки, но это услышат – лишь самые невинные из нас… Начало марта, 2001 © Татьяна Смертина - Лепестковое привидение Мистический триллер, детектив - Tatiana Smertina --- ©Картина слева - худ. Виктор Иванов |