|
Татьяна Смертина - Tatiana Smertina Царство ключей - мистический рассказ |
|
|
| Главная | рассказы - оглавление |
 |
Царство ключей - мистика из жизни Три-четыре года мне было. Лесоучасток Хомут. Изба наша – впритык окружена дремучим сосновым лесом. Зверья всякого полно. С одной стороны избы – болотце, но до такой степени коварное и опасное, что его никто летом не пересекал. Говорили, если кто пытался – Болотник к себе за ноги утаскивал. Поэтому таинственный островок посреди болотца, всегда усыпанный черникой, брусникой и прочими ягодами, оставался землёй нехоженой. А зимой, по сугробам, - туда ходить незачем. Да и зимой - любое болото опаснее в сто раз. От нашей избы вели сходни к самому краю болотца. Там деревянный настил, возле которого чёрное болотное окно. В нем полоскали белье, веники, брали воду для хозяйских нужд. Но пить было не велено. Однажды, увидев, что я пью воду из чёрного окна, в котором, как утверждали, и дна не было, бабка меня сильно отругала. Запретила к этому окну даже приближаться, да еще наказала: - И не вздумай в само болото лезть и на островок переться! У тебя ума хватит на такую дурь.. . Болотник утянет, так и знай! Мне за тобой смотреть некогда. Лучше бы она этого не говорила. Раньше я на этот островок да болотце и внимания не обращала, а к чёрному окну спускалась лишь пить. Да и пила я не из самого окна, а из крохотного, чистого ключика, который был всем незаметен и выбивался на краешке окна. А тут – засело у меня в голове про невиданный островок, про болото и чёрное, бездонное окно так, что и ночь плохо спала. Что там, на островке, куда нельзя? А что в болоте? Воображала себе дядьку Болотника с сильными ручищами, что у хомутского конюха Степана. Ну и бороду степанову заодно «приделала» этому Болотнику. На следующий день, напившись из потайного ключика, оглянулась – смотрит ли кто? Никто. И побежала по болотным кочкам на желанный островок. Кочки тонули и разъезжались под босыми ногами, но я была легка, бежала быстро... Берег был уже близко, как вдруг кочка под ногой подвернулась, и я одной ногой оступилась в марево зеленой ряски, которое стало превращаться в чёрную жижу. Она сразу начала медленно тянуть меня за ногу в непроглядную темноту ила. Сперва замерла от неожиданности, затем поняла – Болотник тянет! - А ну, отстань! - вцепилась в жесткую траву и дернулась к свету. Болотник чавкнул и, как мне показалось, даже легонько застонал... - Отстань! Чего пристал? - еще раз дернулась и вытянула ногу из болотины. Тут же вскочила и побежала дальше. На островке упала в брусничник и засмеялась: - Благо-о-дать здесь! Ух! Болотник молчал.  Съев несколько горстей брусники, увидела вдали белые, невиданные мною ранее, цветы. Побежала к ним. Цветы были необыкновенны. Очень мне нравились нежные ароматы. Тут заметила – стою в сплошном багульнике. А это означает – через некоторое время начнет мне блажить, разум затуманится, усну и, может быть, не проснусь. - Ах, вот ты как! - рассердилась я на Болотника и побежала обратно. И тут обнаружила - на островке, кроме ягод, полно маленьких родничков-ключиков с хрустальной водой! Они то тут, то там вспыхивали серебристо и манили. Роднички, криницы! И я умывалась и брызгала на себя жемчугом... А они словно играли со мной. "Вот оно - Царство ключей! Мое Царство...Я искала его!" Потом легла навзничь и дремала на мхах, смотря на небо. Было хорошо, радостно. Так радостно, что я часто повадилась бегать через болотце на островок. Болотник смирился, не трогал больше. Тут главное – чтобы бабка не видела, чтоб никто не заметил. А в Царстве - блаженство, я могла бесконечно смотреть на ключевую водицу, как она ласкает цветы, траву и дубовые листья... Этих маленьких дубков на островке было много... И все ключи-родники - разные!  Ближе к осени начались туманы. И вот стояла я в тумане на том берегу болотца, глядя как нашу избу поедает туман, она исчезает... И тут заметила: конюх Степан моет свои сапоги в чёрном болотном окне, чтобы зайти к бабке в избу в блистающих сапожищах... Чего-то он всё перед ней хорохорился, а моя молодая бабка посмеивалась над ним, опуская синие глаза. Вдруг поднял голову и увидел вдали меня. Я медленно отошла за ивовый куст. Через некоторое время Степан уже сидел за столом на кухне, а я, испугавшись, что раскроется моя тайна, перебежав болото и проскользнув в избу, тихонько затаилась на полатях и задумчиво смотрела на Степана через ситцевую занавеску. Он поднял голову, увидел мое лицо: - Тань! - Ну? - Тань! Ты мне мерещишься! - Пить меньше надо. - Тань! Ты можешь ответить не словами моей жены? - Почему всё время на меня пялишься? - Бесприданница! Как я тебя за своего Ваську возьму без перины? - начал Степан неприятный для меня разговор. И я вспылила: - Да мне твой Васька, что веник в углу! Выкинула – и нет! Пусть на перине женится... с клопами... - Почему с клопами? - недовольно хмыкнул Степан. - Веселее спать будет! - отрезала я и спряталась за занавеску. Степан засмеялся, а бабка, наливая ему чай, вздохнула. Заморозки в тот год начались рано. И вот пришло время, когда всё припорошило белым снегом, и чёрное, болотное оконце за ночь покрылось льдом. Я вышла гулять в валенках. «Теперь нельзя на островок – будут видны мои следы». Вздохнула. «Как там мое тайное Царство? Мои ключики-роднички?» Потом долго стояла над водяным окном, которое из чёрного превратилось в белое, с едва заметными узорами. «Наверное, Болотнику дышать нечем. Задыхается там...» Сердце сжалось от непонятной жалости. Взяла палку и стала разбивать лёд. Он не поддавался. Лишь превратился в белую паутину трещин. С отчаянья, я села на бережок возле ледяного окнца и стала бить лёд пяткой валенка. Била, била и внезапно проломила, не удержала равновесие и съехала прямо на лёд. Полынья раскрылась, но я успела ринуться на берег, выползла кое-как... А валенок, которым била лёд, – утонул. Швырк – и нет его. Несколько минут, потрясенная происшедшим, стояла в одном валенке и мокром носке, который медленно начал покрываться ледяной корочкой. Заныла обидчиво на Болотника: - Вот дурак-то! Зачем тебе один валенок? Болотник затаился и молчал. Тут я увидела знакомую птицу, которая порою, бегая по траве островка, смешила меня... Она ласково взглянула чёрной бусинкой глаза и пробежала по снегу, оставив крестики следов... Когда я появилась на пороге избы, бабка охнула: - Где валенок? - В болоте. Драть будешь? Бабка меня никогда и пальцем не трогала, но над дверями всегда торчала ивовая вица, которой она мне грозилась. В этот раз она схватила эту вицу и один раз огрела меня по тому красивому месту, что полагается. Я собрала все свои силёнки в кулачок и виду не подала, что меня полоснули. Полезла на полати сушиться. Ждала, что бабка будет ругаться, но она молчала. Наконец, я не вытерпела: - Ба-а-аб, в чем буду гулять? - А ходи босая! - отрезала она сердито. - А волки всегда ходят босиком... - Вот и бегай с ними наперегонки... Тебе не привыкать! - и бабка вышла из избы, хлопнув дверью. Целую неделю я гуляла в одном валенке и какой-то драной калоше, которая мне была велика, словно лодка. Бабка делала вид, что не замечает моих неудобств. А я, хромая из-за калоши, спускалась к болотному оконцу и ругала Болотника: - Придурок старый! На хрена тебе мой валенок? Он ехидно молчал в ответ. Ночью поднялась небольшая метель. Услышала я с полатей: кто-то воет на болоте. Бабка зажгла керосиновую лампу, изба осветилась туманным светом. Электричества на лесоучастке не было, кто потянет провода в такую дремучую глухомань! - Танюш, волки воют... - Не волки это. У них вой иной. Это Болотник плачет... Чего-то случится! Бабка задумалась, потом возразила: - Ну, значит зверь какой-то воет... Болотник голос не может подать, он не зверь и не человек. Он – сущность. - Он! Плачет! - я сдернулась с полатей, обула свой единственный валенок, натянула шубейку и бросилась к двери. Но она была заперта на тяжелый крючок, который у меня не хватало силы отпереть! - Баб, выпусти меня! - Одурела! Там волки... Ночь! Не пущу! - Выпусти! - заколотила в дверь кулаком. - А ну иди на полати! - приказала бабка. Я бессильно села на порог, слёзно запричитала: - Бабушка, миленькая, вы-ыпу-у-усти меня! - К волкам?! Не пущу! - она оттянула меня от двери и сама уселась на порог охранницей. Я поняла – не выпустит. Обреченно полезла на печь. Вой на болоте продолжался еще полчаса. Затем затихло. Мы уже собрались спать, как вдруг изба осветилась странным заревом. Бабка метнулась к окну: - Чего-то горит! Возле болота! Я снова рванулась к двери, но бабка заставила меня залезть на полати, взяла веревку и привязала меня к полатным брусьям. От возмущения я даже не сопротивлялась, лишь молвила: - Ты чего, баб? Уж совсем выжилась из ума, что ли? - Сиди тут и не рыпайся... - она торопливо спустилась по лесенке, оделась и хлопнула дверью. Я положила голову на овчины и заплакала, непонятно о чем. Попробовала развязать верёвку – пальцы оказались слабы. Перекусить её - не было никакой возможности. В горнице горела керосиновая лампа, какие-то тени бродили по потолку. «Лампу оставила... Сгорит изба вместе со мной...» - подумала я равнодушно. Увидела клочок старой газеты, стала читать. Когда читаешь книгу, всё понятно, а когда газету – дребедень сплошная. А тут – отрывок, без начала, без конца. «Чушь! Про сенокос какой-то!» Откинулась на овчины, попробовала петь: .... «На переднем – Стенька Ра-а-зин, Обнявшись с младо-о-й княжно-ой...» ... «И за борт её бра-са-а-ет, В на-а-бежавшую ва-алну!» Задумалась, представила... «Вот сволочь! Ничего не понял...» Петь расхотелось. Часа через два, сквозь дрёму, услышала – бабка возвратилась. Она долго возилась в горнице, затем объявила: - Соседская баня у болота сгорела. Хорошо что на избы не перекинулось. Все бы сгорели! Давай спи! - Чего, так и не отвяжешь? - Отвяжу... - Утром, в очень плохом настроении, я не спеша оделась, обула свой валенок, калошу даже надевать не стала, пошла в носке. Нашла в ограде маленький ломик, проковыляла к болотному, замерзшему оконцу. Постояла, взглядывая хмуро на чёрные остатки пожарища, затем начала бить ломом лёд на болотном окне. Разбила всё вдребезги. Чёрная полынья закачалась, позванивая льдинками. Легла на живот и приблизила лицо к воде. Вдруг пряди мои хлынули прямо в водяную черноту, этого я никак не ожидала, но не стала их вылавливать, а смотрела, как тонули... «А если Болотник за волосы потянет? И вот была я – и нет меня. Не человек он, не зверь, не чудище... А он – что? Сущность. Никто его не увидит. Не понимаю, а чую. Вот бы на море посмотреть, там жемчуг-жемчуг! Там такие большие ракушки, что я могу в одну спрятаться и плыть в ней по волнам-волнам, прикрываясь жемчужно-белой пеной... А в мое Царство ключей-родничков – пока нельзя, там тоже – сущность, суть, но иная... Ключи утонули в белой бездне, но я знаю, где они...» Долго вглядывалась в чёрную воду полыньи, но ничего не могла увидеть. Там лишь молочно белело мое лицо и мерцали мои глаза. Словно пролила молоко в воду. «Молоко и вода. Иногда капли молока похожи на жемчуг... Тогда и жемчуг – похож на капли молока... А в моем Царстве ключей - много жемчуга, воды и молока..." Полежала несколько минут и встала. Вода потекла с волос. Вздохнула, сняла валенок и бросила его в воду: - Бери! Чего уж... Так и быть должно. Не оглядываясь пошла домой в одних носках. Тут встретился Степан, что вышел из нашей избы и направился идти по тропе к своему дому: - Тань! Ты чего так? В носочках... Давай я тебя донесу до избы! - А ну отойди! - я даже ломиком крутанула с досады и от хмурого настроения. Степан отшатнулся: - Кроха! Четырех годиков-то еще нет! Дикая ты! Лесная... - и он почесал свою дремучую бороду. Но мне было не до Степана. Мотнула сырыми, длинными волосами и пошла по снегу. Лишь ступила на порог, бабка хотела мне что-то сообщить, но так и не сообщила, глянув на мои ноги: - Ну? Где второй валенок? - Там же, - ответила я мрачно. - Мне даже драть тебя неохота, - тихо молвила бабка и уставилась в окно. Я уселась на полатях на овчины. Медленно сняла сырые носки и стянула чулки. Померила на босу ногу какие-то громадные, худые валенки, что валялись на печи. Они были чудовищно велики. Отбросила. Легла на спину и стала думать о Болотнике. «Водяному в реке - лучше. Царю Морскому – еще лучше. А этого ругают. А они все – почти одно и то же. Чем Болотник виноват? Болото охраняет. Как же это окно болотное – без дна? Это выход куда? Ночью - мерцает синевой... Днем туда уходит небо. Там пока – никого, лишь были мои глаза... Болотник отражение тоже охраняет. Он хранит ряску бархатную и еще что-то, неизвестное никому... А в моем Царстве ключей - та-а-кие купавы весной! Там мои фиалки... И мои анемоны... Хочу в свое Царство... Ключевая сущность - поняла, что я ее чую! А я - чую, что она меня понимает!"  Внезапно уснула. И сон мне привиделся чудный. Именно привиделся, а не приснился – я это уже различала. Привиделся дядька, который был не совсем дядька, а пока парень холостой... Очень высокий, статный... Таких высоких я еще не видала. У него были чёрные брови вразлёт и тёмно-тёмно-зелёные глаза. Русые волосы. Стоял передо мной улыбаясь, и вокруг него вился аромат цветов, который меня всегда волновал. И показался мне этот взрослый парень, хотя я его видела первый раз в жизни, таким знакомым, до сердечной боли! Он подхватил меня на руки, обнял и сказал: - Вот мы и встретились, моя маленькая Таня! - и поцеловал меня. По особому как-то поцеловал, непонятно. И опустил густые ресницы. Я положила голову ему на плечо и заплакала. А он снова сказал: - Не плачь... Я тебя никому никогда не отдам. Я хочу запутаться в твоих волосах и уснуть с тобой... От этих слов я заплакала еще горше, словно кто ножик в сердце швырнул... И от слёз своих проснулась. Было уже темно. Бабка спала внизу на кровати. Я перекрестилась и всхлипнула: - Я его видела! Видела! - Кого? - спросила бабка спросонья. - Да разве тут объяснишь! - и я прикрыла глаза, едва сдерживая рыдания. Слёзы катились и катились по щекам. Словно жемчужины. И в это мгновение завыли за болотом, в моем Царстве ключей, волки. Так пронзительно завыли, что бабка охнула: - Что ж они так? Или это Болотник? - Нет, бабушка родненькая, это – волки... Целая стая... Плачут. Плачут. © Татьяна Смертина - Tatiana Smertina Мистический рассказ - Царство ключей, 2010 год - мистика из жизни  |