|
Татьяна Смертина Летний свет Tatiana Smertina |
|
|
| главная - сайт смертиной | рассказы - оглавление |
 |
Летний свет
Опять приехала сюда на месяц. Бросала поленья в печь и долго смотрела на огонь. Плясал, извиваясь, неистово, тонко, прозрачно, неотвратимо! А я смотрела, словно смотрелась в огненное зеркало. Но себя не видела. Я уже давно себя не видела, вернее, видела сквозь туман даже в истинном зеркале... Потому что... Потому что за плечом всегда маячил он – Князь! Даже и гадать на Святки не надо было. И свеч мелькания не нужны.  И так – уже не один год. Может быть, даже Вечность. На Вечность – более похоже. Даже когда набирала родниковую воду на ключе и заглядывала в полное ведро, где мерцали чистота и серебро, отражались не только мое лицо и печаль взгляда, а еще что-то... Какая-то волнистая боль... Мне бы ее понять. Но я – думала о другом... Вот так я и поранила себе запястье в сарае, где пыталась топориком наколоть золотистой лучины для растопки печи. Всё в замедленном-замедленном времени... Не охнула, не побежала в избу, а сидела на корточках и смотрела, как течет-капает медленно-плавно-бесконечно багрянцем-алостью кровь. Словно бисером - красная роса. Словно стая божьих коровок на соломе... И чего смотреть? Брызнуто жизнью в Небытиё. Подумалось: Мазохистка, блин! Подумалось: Вот так в ванной, наверное, вены режут! Любуются сначала, а потом... Подумалось: Даже это – не поможет...  Лизнула свою кровь, она слегка размазалась по щеке. Наверное, и сейчас я хороша. Неисправимо. Это и есть недостаток. Это и есть изъян. И всё под откос – поэтому. Огонь в печи ласкает поленья. Запястье уже забинтовала. И лишь сейчас поняла: «Я забыла испытать-почуять боль. По земному закону – должна. А я – забыла». До такой степени мысли - сильней боли? Если бы обо мне кто так думал! Забыв земные законы! Если бы обо мне... У меня к нему – гравитация... Впрочем, и о нем больше никто так думать не сможет. Никогда! И именно об этом он неизбежно когда-то подумает... Стучится в дверь. Кто? Односельчанин. Молодой, симпатичный. И какого лешего я гоняюсь за истинным? Не всё ли равно?  Встал, подпирая стену плечом. Молчание. Надо отвести взгляд от огня. Отвожу. А толку в этом – никакого. Даже пряди с лица не убираю. - Таня, это я его убил! - Чай пить будешь? - Хорошо. Расставила белоснежные чашки. С узором бледным. Варенье – земляничное. Ватрушки, печенье... Самовар электрический. Что еще надо для счастья? Спрашиваю себя: «Что еще надо для счастья?!» Вот фик ли себя спрашивать, когда точно знаю ответ. - Пойми, Таня, это было неизбежно. Надо было убить его! - Тебе заварку налить покрепче? - Всё равно! Уже кипрей вовсю цветет, свет летний бродит, а я кровавый снег не забуду! Никак, Таня, Таня... - Так через два дня всё метель замела! Сел у оконца. Легкий ветерок сквозь штору. Печь уже рассыпала поленья на малиновые угли. Помешивает чайной ложечкой чай. Чего там помешивать, когда без сахара. - Это же он виноват! В зимних сумерках по селу бродил! Нарвешься на такого, громадно нереального! Куда бежать? За глотку меня – и каюк. А? Ну, скажи хоть слово! - Так ты еще фотографировался с ним! На фоне двери в комнату. Шторы в тюльпанах. - У Светки тоже тюльпаны посажены. Один раз под снег ушли. - Не тюльпаны у нее, а нарциссы. Они под снег и ушли. - На фоне двери, чтобы параметры были видны. - А ты разве сам не параметр? - Это спичечный коробок – параметр. А человек бывает разного роста. Ну а дверь – она и есть дверь, надежный параметр. Он же – выше двери! Вернее, шкура-то его! Он же в страхе весь район держал! А разговоров было! Как же самовар, отражение в нем, искажает лица! Всё вытянулось, всё кривляется... - Бери варенье, Гриша, ешь... -Умеешь ты варить! Не варенье, а любовное снадобье... Земляничное! - Ерунду мелешь! Он что, много скотины прирезал? - Да нет, несколько коз задрал. Но ведь это было начало... Он же хозяином по селу ходил! Он же не стеснялся, он же изгалялся над нами! Все дрожью дрожали! Ни в магазин, ни в баню по сумеркам! Жуть... - У многих ружья. Чего же никто не стрельнул? Возле бани? Или хлева? - Таня! Постоянно стреляли, кто мог. Никто не смог попасть. Словно заговоренный... Мы целый месяц его выслеживали в лесу, умный! Умнее человека! Издевался всяко, уходил, следы оставлял, исчезал! Измотал нас всех. Во сне снился. Потом нас двое осталось, остальные мужики плюнули на это дело... - Настырный ты, Гриша... - Таня, Танечка... Мне кажется, он понимал, что убью его – я. Вот мужиков и отвадил. А тут мы двое с Николаем, ночь зимняя, и он... Весь день по нему стреляли, без толку. А тут подошел близко... Я и пальнул. Он припал на снег. Я сначала не понял, что попал. Пальнул еще раз! И патроны кончились... А он встал и идёт на нас, идёт... Я ору Кольке, мол стреляй, а тот зубами стучит, мол, тоже патроны кончились... Что за волчище такой? Он словно патроны считать умел... Я смотрела сквозь белую штору на улицу и молчала. Боль охватила, обняла медленно, сжала сердце так, что сил нет... Что он делает? Там, далеко, без меня? А если подумать, разницы никакой – что далеко, что близко... Медленно отодвинула от себя чашку с чаем... - Таня! Он рухнул в снег! Меня охватил восторг – победа! Убил! Мы уже собрались с Колькой вылезать из мелкого ельничка, и тут... И тут увидели такое, что поняли (извини, Таня!) - звездец нам! С той стороны, куда и не смотрели, снова выходит – он! Снова! - Гриш, ты же сказал, что он рухнул в снег! - Ну да, Таня! А ты чего улыбаешься? Вот он – лежит и, одновременно, – выходит с другой стороны и, склонив, башку, идет на нас - беспатронных! - всей волчьей громадой! - Эх, Гриша, совсем ты свихнулся! - я поправила шторку на окне, встала, прошлась по комнате и снова села за стол. Гриша неотрывно наблюдал за каждым моим движением. Помолчали. Он резко вздохнул и продолжил почти шёпотом, словно заново нахлынул на него тот ночной ужас среди зимнего перелеска: - Таня! Их было, оказывается, двое! Мы лишь в тот миг поняли! Двое... Сечешь? Это были – он и она! И ни разу! Таня, они ни разу не показывались вдвоем! Вот умны... Они были – как один волк! А тут она не выдержала... Она не выдержала! - голос у Гриши дрогнул, и я поняла, он позже плакал не раз, вспоминая... Я снова рванулась из-за стола, сходила в другую комнату, бесцельно прошлась там, машинально заглянула в зеркало и снова почуяла его глаза... Где-то там, вдали... Это превыше всяких сил... Лишь бы не застонать. Подумалось: Кажется, свихнулась – я. Подумалось: Мне надо жить на Северном полюсе... Там всё остывает быстрее. Подумалось: Власть над собой – самая недоступная власть. Вернулась к Грише. Он смотрел на меня, словно ждал прощения. Зачем? Почему? И вообще зачем он рассказывает мне эти подробности? Я медленно села за стол. Он хрипло прошептал: - У тебя и профиль красивый, и двигаешься ты не как все... - Забудь про меня. - У тебя плечи... - Забудь! - ответила резко, чтобы его не занесло в признаниях. Швыркнул носом, как пацан. Вздохнул прерывисто и снова возвратился в ту зимнюю ночь: - И вот идет она на нас! Она! Чтобы разорвать в клочья! И тут Колька нашарил еще один патрон, зарядил и... Пальнул в неё! С диким воплем пальнул! И ранил... Понимаешь, Таня, ранил волчицу в лапу... Она остолбенела и, прихрамывая, вернулась к нему – сторожить его! И легла на кровавый снег рядом с ним, изредка подымая на нас голову... Поняли – не отдаст. Мы посидели минут пятнадцать и пошли в село, чтобы возвратиться утром с патронами и с мужиками, - Гриша умолк и вдруг уставился на мои руки. Вернее на ту, что была забинтована и безвольно лежала на столе. В это же мгновение я поняла, какая дурь ему в голову вступила. И попробуй разуверь его! Сидела не шевелясь. Его руки лежали на столе. Сильные и загорелые. Неожиданно и медленно он стал приближать правую руку к моей, забинтованной. Я бесстрастно смотрела и лишь на один миг что-то колыхнулось в раненном сердце и тут же загасло. Или загасила? Когда до моих пальцев осталось ему продвинуться один сантиметр и далее – касание, мне вспомнилась и даже привиделась другая рука, другая ладонь и до боли знакомые пальцы... И я резко отдернула свою руку и тут же мысленно себя выругала: «Вот фик ли я опять? Наваждение верности... Офелия – ха-ха! Волосы по волнам...» Но переломить себя не было никакой возможности, ни малейшего шанса, даже намека на шанс... Он склонил красивую голову и вздохнул: - Таня, она – ушла. Когда мы вернулись, ее уже не было. Он был, а она ушла. И ушла перед нашим приходом. Мы пошли по её кровавому следу... Мы шли около четырех километров и не могли понять – где она? Стало темнеть. Решили вернуться и завтра продолжить. Найти по следу!  - А завтра – была метель! И она – исчезла. - Да, всё замело. И никто ее больше не видел. А ты чего опять улыбаешься? - Гриша, скажу тебе прямо – хватит с ума сходить. - Таня, ты это кому сказала? - Обоим. Помолчали. Он скосил взгляд на мою босую ногу на чистейшем деревянном полу, едва видневшуюся из-под стола. Причем так скосил взгляд, что я его почувствовала не видя. - Обоим, это кому? - поднял на меня серо-голубые глаза. Что ответить? Ответить было нечего. Да и бесполезно. Там, за окном, чуть поближе к лесу, пронизанный летним светом, яро цвел фиолетовый кипрей. Красиво и безумно-безумно цвел! ------------ © Татьяна Смертина – рассказ – Летний свет - 29 апреля 2012. Tatiana Smertina - летний свет, волк, волчица, изба, огонь © Закон об Авторском праве. Публиковать рассказ "Летний свет" без согласия автора, копировать и размещать у себя в блогах и на сайтах - запрещено. |