Татьяна Смертина
Крестьянские, деревенские цветники


Rambler's Top100
Главная Фотопроза. Оглавление АЛЬБОМ "КРЕСТЬЯНСКИЕ ЦВЕТНИКИ"
Татьяна Смертина. Tatiana Smertina
Крестьянские цветники.
Сельские палисады, палисадники.
Посадка цветов перед домом.
Тайны цветов и их значение. Мистика цветов.


Сельский быт


Затрону цветочную тему, которую, вероятно, никто не затрагивал. Да и кому такая мысль придет? Можно бы ее обозначить, как эстетические чувства женщин через личные палисады. Или так: утешение через созерцание красивого в безысходные времена. Но едва я произнесу эти несерьезные фразы в наш нищий и унизительный период жизни крестьян, меня поймут не так...

Деревенский цветник. Умение разбить необыкновенный цветник.
Сорвижи


Снова о глубинах России. На данный момент я взяла лишь одну ипостась сельского быта – крестьянские цветники.

Вятские, деревенские цветники


Иногда забегаю в телепередачи, где показывают выставки цветов где-то за границей. Показывают, как состоятельные люди благоустраивают свои сады и цветники. Красиво! Мне по-нраву. Где-то уже видят истинную красоту и утонченную изысканность не в правильных клумбах, а в цветах вразброс, в странных их сочетаниях, и даже в живописно рассаженной дикой траве и полевых цветах, такие дикие садики. Смотрю и думаю: а я давно видала!
Дикие садики, где подорожники, осот и кашки перемешаны с яркими садовыми цветами… Это, примерно, стиль палисадов и садов наших российских сёл и деревень. Причем этот свободный стиль, наполненный бесконечностью вариаций и индивидуальностью, процветает в сёлах давно, лишь никто им не интересовался. Процветает и в наше беспросветное время. Кстати, женщины цветы высаживают, как делают традиционные вышивки, иногда древний смысл внизывают в цветник разумно, иногда интуитивно; хочу особо эту странность выделить! О вышивках, таящих в себе древние знаки и обереги, писал Борис Рыбаков, известный ученый нашей современности.

И когда подумала об этом, решила уловить мгновения хотя бы фотоаппаратом и донести до иных душ, благосклонных к созерцанию подобного и «считыванию» настроения с цветов.
Если утонченность цветового ковра в палисадниках не уступает утонченности холёных и богатых садов некой элиты и даже превосходит по индивидуальности приемов и смелых решений, то и люди, живущие в сёлах, ничем не ниже этой элиты в чувствах восприятия красоты, лишь о восприятии своем молчат и полных возможностей на самовыражение не имеют. А те, кто могут это восприятие заметить, считают цветники ненужной затеей: «У них поля запущены!» Допустим, но запущенные (совхозные) поля – иная тема. Крестьянские корни начали подрубаться еще в царской России, а потом люто и кроваво были подрублены при раскулачивании, эту обобщающую тему уничтожения России не буду здесь затрагивать, вернусь к конкретным палисадам, которые живы: эти кусочки земли никто не раскулачивал!
Некоторые твердят о жителях захолустий: тупые, недоразвитые, плебс… и прочее. Хотя, если отсчитать сотни веков назад, выяснится, что все – вышли оттуда, значит подобные речи – о себе. Проводить социальные границы – животный атавизм.

Бархатцы, астры, гладиолусы. Цветник возле дома.


А если еще добавить, что холёные сады элиты возводят не хозяева, а садовники...
И еще добавлю, через палисадные посадки прибитая работой и судьбою (а порой и мужем! и подобное не только в России!) женщина УМЕЕТ выражать свои чувства до такой степени, что палисадники осязаемо наполняются некой энергией жизни… Я эту энергию чувствую... А некоторые горожанки молчаливо продолжают (продолжают!) ту же самую цветочную мистику на своих балконах и подоконниках.

Много раз поражалась злобностью несправедливых и грубых суждений о народе, в данном случае о народе России. О любом народе такие суждения – убоги и бессмысленны. Подлинной глубины трагедии и глубины безысходной бездны, в которой находится сейчас народ России, некоторые не подозревают. Но не подозревают и силы народной, которая не убита, но по которой поют панихиды. И что удивительно: народ (и не только в России) не слышит ни похвальбы, ни панихид, то и другое «до фени» - ныне и присно, и века. Тут закон Бытия властвует, он до личностей не снисходит, он Цивилизацию может смести запросто; похоже, ему не нравятся войны стран, миров. Думаю, каким-то образом народ (не толпа на улице), а народ в целостном его понимании, существующий сразу в трех Временах, своей глобальной интуицией понимает нечто в законе Бытия. Народ – часть земного шара даже в материальном понятии (уходим в Землю), уж не говоря об энергетическом единении. Трехвременной народ Земли – великая загадка.

Убитая деревня Ильичи - Арбажский район


Шла по лесу, натыкаясь на мертвые деревни, и думала, пройдет сто-двести лет, и многие будут вспоминать: все страны жили, как надо жить, как жилось. Нашлась одна, решила себе «рай» выстроить не по законам быта и экономики, а так, по мечтам непонятным. И, главное, мечты не свои: то ли двое с бородой из Германии придумали, то ли еще кто. И стала Россия эти мечты воплощать в жизнь кровавым способом и странных результатов достигла. И что это было? И зачем это было?

Шла по лесу, остановилась у омута. Белые кувшинки, белые. Ни в одной стране так не уничтожен лучший и основной родовой генофонд: белые с красными самоубились, Великая Отечественная и всякие «чистки» выкосили самых красивых и благородных, непонятные времена кастрировали самых одаренных, нынешние времена окозлили некоторых последующих. И вот пора воскресать, как воскресали уже на раз. А каким образом? Что за силы двигают колесо Истории и родовой рост основного Древа Жизни? Но ведь всё движется и растет, ничего никогда остановиться не может.

Вошла в убитую деревню, это – деревня Ильичи. Ей несколько столетий. Нет, не в честь того Ильича, и не в честь другого. А в честь Ильи-пророка, громовержца. Прошла вдоль деревни, всё заросло, дома многие обвалились. Напротив одной избы палисад. Заглянула и замерла: глухие заросли каких-то белых цветов-долголетников, а по ним – кровавые цветы разводами. И росли эти, кровавые, словно кто убитого и окровавленного протащил по белому снегу. И так это явственно, так отчетливо, что ужас меня объял. Ноги подкосились, села в траву и оцепенела, словно об убитом сообщили. Бессилие, гнев и горечь, и не знаю чего… И еще – предчувствие тяжелое чего-то личного, тоже непонятно чего.

И тут гроза началась. Жутко это – гроза в мертвой деревне. Да еще названной в честь громовержца. Всё скрипит, шатается, стонет, вздыхает! Словно ушедшие бродят, всхлипывают. И гневные вспышки молний, и гром оглушающий. Легла в траву и смотрела в небо, как молнии его распарывали и вонзались в землю. Ударил ливень, даже не шелохнулась, лишь закрыла глаза.

И вот встала из дождливой травы и побрела. Едва приблизилась к концу деревенской улицы, нечто зашелестело рядом. Вдруг вылез из кустов сирени громадный и худой мужик, весь обросший, в невообразимо грязной одежде и почти с безумным взглядом. Окаменела. Тут из соседней избы медленно вышли, один за другим, еще около десятка таких же обросших, тощих мужиков и уставились на меня. В голове мелькнуло: «Еще мгновение, и – ножик под ребро! Вот, милая, на родимой землице и прикончат…» Можно было рвануться к лесу и бежать-бежать, но внезапный побег – свыше моих сил. Не предполагала, что во мне так сильна эта блажь – почти ожидание ножа...

Минут пять они окружали, зажимая в черное, роковое кольцо, а я разглядывала их лица, смотрела в глаза – безумные и голодные. Лица казались смутно знакомыми, но узнать никого не могла. Уже поняла, это стая безработных бомжей-алкоголиков, такие стаи нынче - во многих селениях: совхозы ликвидированы, добра не нажито, ехать некуда… Они так приблизились – чуяла их дыхание.
— Это наша Танюшка, у ключа живет… — заявил неожиданно самый лохматый.
И тут я узнала одного, учился вместе со мной в Сорвижской школе, на два класса младше… Боже мой! Глаза – черные впадины, громадный синяк на щеке. Пробормотала:
— Здравствуй, Василий…
Он сначала отвернулся, застыдился, прикрыв лицо рукой, потом ринулся в сирень. Потом замер и снова медленно, виновато, подошел:
— Танюша, здравствуй… Вот видишь…

Я полностью, с трудом, убила в себе страх, и стало видно: несчастные, униженные безработицей, безысходностью и полной нищетой люди, бесповоротно деградировавшие от бродяжничества и алкоголизма. В глазах одно желание – добыть на выпивку и на кусок хлеба. Помолчали. Потом один из них протянул литровую банку с ягодами:
— Купи чернику.
— Денег нет, ни рубля, — смутилась я.
Вася хрипло произнес:
— А появятся деньги, ты у нас не покупай, почти у всех туберкулёз… И взаймы никому не давай. Даже мне не давай, хоть на карачках буду ползать и просить.
Какой-то ком застрял у меня в горле… Еле выдавила из себя:
— Ну, пока, братцы.
Пошла, через пятьдесят метров оглянулась – они еще стояли неподвижно. Смотрели вслед, молча.

Потом в село возвратилась, побрела по улице.
— Танюш, у тебя платье-то… Под ливень попала? Бродишь тут, народ соблазняешь.
— Вот скажи, Феклинья, чего это такое – народ?
Она возмутилась:
— Ты что, меня за «народ» не считаешь? Заходи в избу, обсушу. Топится печь.
Через пять минут я, повесив платье у печи, в дремучем полушубке на голое тело, сидела перед теликом и с ненавистью смотрела на мутный экран. Сначала шла реклама то ли еды какой, то ли шампуня – не поняла... Потом некая шельмовка рекламировала приворот-отворот, снятие порчи, избавление от болезней и т.д. Тут же добавила, что если не расплатиться – не подействует, и чем значимее расплатиться, тем сильнее подействует.
Феклинья ухмыльнулась:
— Вот дурят народ! Что эти, что политики и начальники… Едино!
Меня опять занесло:
— И что, народ можно обдурить?
Феклинья снова возмутилась:
— Я сказала не «можно обдурить», а сказала – «дурят!» Ты чего сегодня такая непонятливая? Словно корреспондент.

Обсушилась и пошла, палисадники смотреть. Многое, даже Будущее, можно прочесть через неожиданные вещи, даже через россыпь цветов. Палисадники – личные островки, которые не дают утонуть в грязи быта. Великолепны и удивительны посадки: ангельские, кровавые, с белоснежными вздохами и томлениями, с темно-синими завихрениями… Импрессионисты бы мимо не прошли.

Вечером, зная, что бомжи предпочтут нечто украсть, чем попросить милостыню, выложила кучу вещей и одежды на лавку возле избы, поминая слова Феклиньи: «Ничего оставить нельзя, мигом утащат и продадут». Утром глянула – всё цело. Пошла выбросить мусор в помойное место – мелькнула черная спина, и кто-то, словно зверь, ринулся от помойки в крапиву. Усмотрела знакомый, рваный свитер Васи… Бросила ведро, схватила топор возле крыльца, которым давеча дрова колола, и с непонятной силой, с размаху, вонзила в бревенчатую стену бани, чтобы как-то, хоть на мгновение, дать волю безысходному гневу… Пошла в клеть и забралась на лежанку под полог... А ведь сто раз давала зарок – не реветь...

Древние тайны цветов - цветы подсознания, тревожные


Была свидетелем странного случая, это произошло пять лет назад. У одной женщины в селе Сорвижи обнаружила странный палисад: цветы разные – астры, георгины, анютины глазки и еще какие-то… Но все они – фиолетовые и лиловые: от тёмно-тёмно, до светлых тонов и оттенков. Восхитилась, стала расспрашивать, мол, как она подбирала? А она:
— Ничего не выбирала, взяла какие попало семена, и так получилось…
Не зная, о чем ее расспросить, вздохнула:
— А жизнь как, Анастасия?
— Да муж всю зиму болел, переживала. Думала, с ума сойду.

Вышел ее муж, задумчивый. Удивилась, такой крепкий был, а тут похудел. Он молчал, молчал да и выложил:
— Караулил казенное сено. Приехали воры на машине и избили. Всю зиму провалялся на полатях.
— Кто такие? Нашли их?
— Да кто будет искать! А найдут – по нынешнему закону им не будет ничего. Но я не на них, на себя злюсь! На себя!
— И с чего? — покосилась я удивленно.
— С того! Пьяный был, чуток. Если бы трезвый, сидел бы, прижался, воруйте, черт с ними! А я выпивши, разгневался, начал бегать, палкой размахивать да кричать, чтоб не трогали государственную собственность и имущество. Всякие лозунги начал выкрикивать и палкой у них – троих! – стал перед носом вымахивать. Ну и отмочалили меня, молча. До весны валялся. Весной выхожу – весь палисад сиреневый.
Минуту смотрела на него, а потом:
— Алексей! Ты злишься знаешь почему? Всё твое добро давно отобрали, стал казенное оберегать – избили. Телик включил – полстраны ворует.
Он долго и непроницаемо молчал. Затем снова:
— До весны валялся. Потом выхожу – весь палисад сиреневый. Почему?!

Древние тайны цветов - каменные цветы


Вообще-то никто подобными цветочными случаями и не интересовался. Когда-то давно я несколько раз пыталась об этом поговорить с директором нашей школы Василием Петровичем, но он отмахивался:
— Опять ты! И без этого дел по горло!
Но, видимо, задумался. Потому что через некоторое время приготовил большой доклад о японских садах и прочитал его в Доме культуры. Дело было в марте, иначе бы никто не пришел, в летнюю страду все заняты. Слушали с любопытством, особенно женщины. Сначала подумали, прочитает доклад, а потом заявит, что вышел такой-то закон, по которому государство всех обязало… и далее какая-нибудь очередная ехидность, связанная с этим докладом или повышение цен на что-нибудь. Например, на фонарики и батарейки. Или на бензин. А он прочитал доклад и ушел.
Ничего в селе не изменилось, лишь к ящикам с цветочной рассадой стали относиться серьезнее. И всё это, несмотря на тяжелый крестьянский труд, после которого, кажется, ничего и не должно интересовать – лишь огненная баня да блаженный сон.

Ничего не изменилось, если не считать, что мужик Иван Шастин натаскал в свой сад камней. Сначала он их прилаживал, чтобы получилось, словно у японцев, но то ли не получалось, то ли не нравилось; и придумал он из этих камней цветы вытёсывать. Странные фигуры получились, когда я глянула, напомнило мне картины Пабло Пикассо. Я, конечно, спросила:
— О Пикассо слыхал?
— Пристаешь непонятно с чем...
— Пикассо испанец. Так вот он…
— Молчи! Хватит с меня японцев. Понимаешь, как засядет в голову, ничем невозможно выковырнуть!
— Да я хочу сказать, твои каменные цветы хороши.
Заулыбался, довольный. А через год эти цветы какие-то его знакомые увезли на какую-то дачу в непонятную даль. Подарил.

Древние тайны цветов - любовные цветы


Проживала в Сорвижах семья Сусловых. Дети разъехались, остались они двое. И уж так ладно жили, всем на удивление. Хозяйка Анна Александровна (род. 30 мая 1930) была на редкость трудолюбива и тиха. А палисад у нее ломился от цветов, многие любовались. Муж Алексей Фёдорович (род. 4 окт. 1927), ветеран В.О.В., выписывал цветочные семена из городских магазинов, да еще и ульи с пчелами держал. Было у них в палисаде много незабудок, ландышей и разных фиалок – словно радуга мерцала. Но пришел роковой час – скончался хозяин 22 янв. 2003.

Никто в селе и не предполагал, до какой степени любила его Анна – есть же среди русских крестьянок такие, что удивишься. За месяц сгасла Аннушка от печали, цветочные ящики в этот раз не зеленели рассадой, сожгла их в печи. Не дожила до сорокового, поминного дня – скончалась 23 февр. 2003. Всё село удивлялось: никакого суицида, тоска и всё. Но еще сильнее объяло всех удивление, когда, через три дня после ее ухода к мужу, заметили над селом природную аномалию – легкое северное сияние. В районном центре тоже видели. Уж не знаю, совпадение или нет, но некоторые поговаривали: «На палисад Анны похоже». Как же такое не запомнить, очень мне запомнилось. Хотя в данном случае о взаимосвязи фактов абсолютно ничего не утверждаю, лишь констатирую – было так.

Древние тайны цветов - создать радость цветами


Славился в нашем селе и на всю округу очень искусный печник Николай Лебедь. Он клал печи лебединые. Особенно ему удавались русские печи и голландки. В нашей избе печь – тоже его работа. Однажды он мне рассказал, что печники не переносят лютой и незаслуженной жестокости от людей: сильно страдают. Печник ответно может вытворить такое, что никому в голову не придет.
— И чего же? — поинтересовалась.
— А он, Танюша, может так печь выложить, что будет она стонать человечьим голосом в непогоду. Или выть на всякие голоса… У печников свои секреты.
— Значит, если печь стонет – это шутки печника?
— Ты же знаешь, что не всегда… У меня один раз зимой завыло, до утра спать не мог. Уж я-то свою печь до кирпичика знаю…

Сельские палисадники. Особая посадка цветов.


И вот Коля-печник свою деревянную избу обустроил по-особому, как-то заштукатурил, словно печь, и выбелил, словно печь. А в палисаде у него всегда таким образом красовались малиновые высокие цветы, чтобы они на фоне избяной, белоснежной стены смотрелись, как вышивка на белом полотенце. Но эта цветочная вышивка шла снизу, от земли. Для гармонии, чтобы «вышивка» шла и с небес, Коля добыл саженцы странных яблонь – яблок всегда на них родилось: листьев не видать, маленькие и красные, но кислые очень. Избушка у него была небольшая, но эти два малиновых узора (от земли и с небес) украшали его жизнь с большим вкусом, и на его полунищее жилище многие смотрели с восхищением.
Вот уже нет Коли, а изба всё белая, и цветы каждое лето цветут, его любимые. Таких ни у кого в селе нет. Но бурьян подступает, скоро задушит многолетние алые цветочки. И яблони стоят сиротливо. Одна, на фоне бревенчатой банной стены, очень на женщину похожа.

Райский сад на Земле


Был у нас в селе и «райский» сад. Но это – воспоминание детства. Проживала в селе удивительная женщина-врач Лидия Васильевна Шулепова, всю жизнь отдала своей работе, лечила всех в Сорвижах и окрестных деревнях, сколько звезд-младенцев приняли ее руки – не сочтешь! Скольких жителей буквально возвратила с того света! Начала работу перед Великой Отечественной, население с жителями соседних деревень было – 24 тысячи человек! Работала одна и сразу по всем специальностям – ни сна, ни отдыха, ни дня спокойного, ни ночи: трудилась на полный износ! А в старости – нищета. Перед уходом из жизни написала мне несколько горьких писем. Кто вспомнит о ней и подобных ей?

Ее муж работал каким-то начальником в Заготзерно. Имели они небольшой плодовый сад, огороженный глухим забором. Мы, дети, не раз смотрели в щели забора, стараясь увидеть «райский садик» Лидии Васильевны. Поговаривали, что там есть беседка, увитая настоящим виноградом, о котором я знала лишь по басне Крылова. Еще поговаривали, что там росли чудные цветы, среди которых – самые настоящие Аленькие Цветочки. Никого Лидия Васильевна в свой садик не допускала, а саму ее так уважали в округе, что без спросу залезть в ее владения никто суеверно не решался. А мне привелось побывать в ее саду, но по воле дикого случая, который придется воссоздать для полного восприятия картины.

Нам, дошколятам, а значит и мне, делали прививки от черной оспы. Мне дважды делали – не привилось, рука чистая. Нынче мне эту аномалию объяснили так: «Потому что – индиго!» Но в те времена Лидия Васильевна отчиталась в район письменно и честно. Через полгода приехали какие-то врачи, выловили меня на улице и, в присутствии Лидии Васильевны, решили в третий раз вакцинировать. Лидия Васильевна запротестовала. Мне тоже не понравилось, что снова будут резать: сцепила обе руки за спиной и не давалась. Незнакомая тетка в белом халате стала кричать:
— А ну протяни левую руку! Немедленно!
Смотрела на нее исподлобья: «Не поздоровалась со мной… Орет, изгаляется…»
— Левую!

Меня окатил ужас, что раскроется тайна, о которой никто не подозревал: я, хотя с трех лет освоила чтение, зато, хоть убей, не понимала, где левая рука, где правая? И что обидно: все понимали, а я нет. И определяла я, тайно от всех, – по родинке на запястье, родинка была на правой. А тут – руки сцеплены за спиной. Смотрела на маленький столик с медицинскими инструментами и краснела от лютого унижения. Тетка снова рявкнула:
— А ну протяни левую руку!
Не понимаю, откуда у меня взялся этот гнев, словно огонь окатил с головы до пят, я выбросила вперед сразу обе руки, неимоверно худые. И тут же, в молниеносном негодовании, пнула босой ногой столик с инструментами – всё полетело с грохотом. А я вылетела в дверь, быстрее ветра, пробежала по всем коридорам и спряталась под лестницей в конуре, где хранились веники и лопаты.
Тетки меня поискали и не нашли, уехали. И насовсем уехали, больше ко мне не приставали. Но из этой конуры с вениками – меня долго не могли выманить, пока Лидия Васильевна не пообещала показать «райский садик», ну я и выползла, вся лохматая и уже не сердитая, а любопытная. Вприпрыжку бежала за Лидией Васильевной, ликуя от радости. И она меня провела в свой «райский садик».

Сельский врач Лидия Васильевна Шулепова. Сорвижи


Да, была беседка, а виноград – маленькие и твердые горошины: ерунда. Я и пробовать не стала. А за кустами крыжовника цветник: громадное царство пионов – благоухали, клонились, манили… Не знаю, или я была мала, или пионов было слишком много, но мне показалось, что весь мир превратился в пионы, только они – и больше ничего. И я пошла, пошла в эти пионы… Лидия Васильевна ни слова не сказала, лишь лицо ее просияло такой гордостью, что я поняла о ее жизни многое. И вот она ушла в дом, а я долго бродила в тех пионах, пока не уснула. И сон был довольно странный, словно провалилась в иной мир.
Может, и Лидия Васильевна проваливалась в пионовый мир, в некую лепестковую реальность, после тяжелых трудов? И как она охраняла свой «рай» от чужих глаз! Воистину – цветочный «рай». Всю жизнь вспоминаю эти необычные мгновения, и всякий раз по-иному:

и всю судьбу, как призрак мотылька,
легко прочесть на свитке лепестка...
(Т.С.)

© Tатьяна Смертина. Крестьянские цветники. Сельские палисады, палисадники. Посадка цветов перед домом. Тайны цветов и их значение. Мистика цветов.
Август, 2007

Альбом «Крестьянские цветники» - ЗДЕСЬ




ГЛАВНАЯ
Мои новости
Мои ранние стихи
Cтихи
Рассказы
Мои фото и авторские ГИФКИ
Мои авторские фильмы - Smertina-film
Биография Смертиной
Былое – воспоминания
Мои статьи о поэтах, фото поэтов
Фотопроза
Ларчик — каталоги