|
Татьяна Смертина Василий Белов - светлый дар воспоминания |
|
|
| сайт смертиной | былое - оглавление |
 |
Василий Иванович Белов – известный русский писатель старшего поколения (23.10.1932 – 04.12.2012). Великий писатель России, чья первозданная по чистоте и родниковости русского языка проза не только навсегда останется для людей драгоценным кладезем в нашей литературе, но и будет возрастать своей значимостью в Будущем в России и за рубежом. Что-то происходит в Настоящем, наверное, не очень хорошее. Одна из главных оберёжных сил в человеке - куда-то исчезает. Безвозвратно. Не только в восприятии родного языка, но и восприятии этого мира, в котором пребываем, как всегда не ведая многих истин. Иногда кажется, что атрофируются многие глубинные чувства и еще что-то важное, пока необъяснимое, исчезает всё это из личности, именуемой – Homo sapiens Мы уже и так многое потеряли за века и тысячелетия, многое, данное нам Природой генетически, пора бы остановиться. Так нет, мчимся к утратам вечным. Хохот, стёб над всем, созданным до нас - и для нас! - несется по России то ли похабным вихрем, то ли чумой, то ли психотронной забавой бесов, разрушая то, для чего мы созданы, разрушая то, на чем мы произрастаем в этой Вселенной. И речь не только о России. Василий Белов не то что бы противостоял всему этому в своем творчестве и в жизни, он был изначально рожден не таким, и не мог изменить себя, позволить себя обесцветить похабством недолговечной суетности и сиюминутными «понятиями» бытия. Его естественность, судя по многочисленным нашим разговорам во времена наших встреч была так сильна, что изменить её никому было не под силу – ни времени, ни бытовым событиям, ни демоном, что подсовывает чудовищные факты разочарований, ни зомбированием лжелитературой и некоторыми СМИ. Я не знаю, как это назвать? Романтик правды? Блаженный в творчестве и в жизни? Истина в нем? Точного определения найти невозможно. Но ясно одно – пока такие личности рождаются и существуют, они сияют оберёгом не только над светлыми созидающими людьми, но и невидимым-безмолвным – может быть, и напрасным! - оберёгом над теми, кто пытается, сотрясаясь в чумном гоготе, совершить суицид своей души и глумится над теми ипостасями, что охраняют и плоть его – идет невидимое разрушение и на молекулярном уровне.  писатель Василий Белов, поэт Татьяна Смертина
Многое таинственно в нашей жизни и энергетически взаимосвязано, если поднять взор от суетливого быта, но ясно одно: творчество Василия Белова - тот родник, из которого будут утолять жажду, особенно в Будущем, когда станут более ощутимы в народе - самим народом! - потери истинного. А вся эта «модность» в самовыражении - снова станет стара и нелепа, как бывало не раз за жизни Человечества. «Супер-модное» - стареет с космической скоростью всегда и, кроме того, – оно повторяется бессчетное количество раз (а может и бесконечно!), лишь слегка меняя свою внешнюю сторону. Но современность этого не замечает. Возможно, так и должно быть. Основные истины рождает – ясная первозданность, которая тревожит в душе такую глубинную даль, что поражаешься – именно из этой дали молниеносно вспыхивают сильнейшие нравственные, философские, или новые, никем неведомые понятия. Как же так? Разве можно именно этим прозреть в понимании нашего мира и жизни? Она, эта первозданность - светлый дар! - и есть в творчестве Василия Белова. Она и удивляет своей светлой силою. И будет удивлять многих, пока всё не омертвело в человеке. С Василием Беловым очень легко было разговаривать. Не знаю, кому как, а мне было легко – я не чувствовала разницы в годах, я не чувствовала никаких препятствий в понимании друг друга. Мы могли говорить - и даже молчать! - так взаимно и понятно, что редко бывает в жизни. Обычно такого понимания ищут всю жизнь и порой не находят. С Виктором Астафьевым и Петром Проскуриным, примерно, так же было. Но Василий Белов в легкости общения – был непревзойденный, гениальный был. Хотя некоторые говорят – застенчивый и неразговорчивый. Но я делюсь лишь своими воспоминаниями. Он был очень образованный человек, поражающий своими знаниями во многих сферах, умеющий говорить и мыслить не поверхностно и шаблонно, а творчески. В нем было чувство поэзии – врожденное. При нем – можно было открыться и своими знаниями, которые порою мучают сильно.  Слева направо: Татьяна Смертина, Василий Белов, Валерий Ганичев,
Геннадий Иванов. Правление Союза писателей, 1997 А чувство единения с малой Родиной, со своей деревней и Россией – у Белова было особое. Именно – святая боль, перемешанная с такой сильной любовью, что опять можно сказать – он непревзойденный, он первозданный и в этом. Тут даже не идеология, не политические убеждения: тут творческое и философское – мудрое! - восприятие всего, очень чистое восприятие. Он сумел не опутать себя ложными убеждениями и злобой на что-либо, на кого-либо. Но это не значит, что Белов был далек от понимания современности и исторических событий, наоборот – он всё воспринимал через особые истины, рожденные провидческой болью и любовью. После очередного разговора с Василием Беловым я была всегда потрясена и взволнована до глубины души, и при этом удивленно рада – такие люди, оказывается, существуют. Именно через всё это я и смотрю на его творчество и на его жизнь. Хотя с творчеством его познакомилась гораздо раньше, чем с ним лично. Мне бы не хотелось подробно говорить о каждом его произведении, это сделают профессиональные критики, которые стали так редки в наше время! В этой краткой статье хотелось лишь рассказать о чем-то неуловимом и попробовать это запечатлеть, пусть туманно, но именно так. Через расходящиеся круги времени в нашем пространстве. Он воспринимал мир и реальность через чистейший русский язык и незамутненность своей души, это не приукрашенность восприятия, это редкий дар восприятия, к тому же Василий Белов прошел через такие реалии суровой жизни, включая военное детство и все деревенские и прочие беды нашего Отечества, что о приукрашенности и речи быть не может. Он, возможно, бытовой грубости и боли повидал поболе некоторых, вешающих на него ярлык этой приукрашенности или, Бог знает, как ее назвать! Так вот, я о чистейшем русском языке. Убеждена, если этот язык (через языковые понятия) в пространствах духовных полей личности разрушен, мир воспринимается искаженно и замутненно. Как бы объяснить, не осуждая? Если некоторые привыкли, как говорил мне когда-то критик Юрий Селезнёв, смотреть на мир через окуляр унитаза, то они и увидят – соответствующее. Дело даже не в том, что увидят именно это, а в том, что больше ничего не увидят - это их мир, и вмешиваться туда уже бесполезно. Кстати, все модные сленги (они есть и будут всегда) устаревают быстрее, чем модный покрой юбки. И встраивать себя полностью лишь в эту сленговую среду понятий и очередного стёба – значит со временем вообще перестать понимать, что тебе говорят, или о чем речь в книгах классических писателей и поэтов, т.е. напрочь можно дебильнуться и прикольно «подсесть» мозгами на одни приколы, да еще уверовать, что это – ум всевышний. Кстати и это – не ново, и это – вечное повторение, лишь слегка измененное временем. Я к чему это? Я о творчестве тех, кто не дает во Времени, как таковом, силе полного разрушения обрушиться на живущих. На данном этапе Времени я и считаю творчество Василия Белова одним из таких редких спасающих оберёгов. Таков в нашей современности и прозаик – Владимир Личутин.  Слева направо: Василий Иванович Белов, Анна Васильевна Белова,
Татьяна Смертина. Москва, 11 января 2000. Василий Белов - "деревенщик"-писатель? Это нелепое понятие и, простите, весьма неумное. Кто-то придумал ярлык - «деревенщик», как особую «характеристику» творчества, так и пошло гулять... Да по сути, если копнуть глубже, у многих корни деревенские. И что? И потом, у творческих людей должна быть весьма простая характеристика творчества: не по месту рождения (город или деревня?), не по половому признаку (женская или мужская проза), не по социальному, а лишь так – талантлив или бездарен. Поэтому эту тему и не развиваю. На эту тему одно можно сказать, из провинции – талантливых больше. Там они – от природы, а не искусственно выращенные. Поэтому и едут японские профессора изучать русскую литературу в деревню Тимониху – им эрзац не подсунешь, они сами выбирают. Я не ставлю целью оставить записи о каких-нибудь забавных случаях из жизни Василия Белова, знакомых лишь мне, ничего такого не было. И очень не люблю подобное – заманное для обывателя! - чтиво, поданное игриво и сюжетно. В правде жизни – все не так у любого писателя, так что и этого в статье нет. Из всех наших встреч в этой бренной жизни выхвачу лишь несколько из множества мгновений, что врезались в мою память так, что и после моей жизни, наверное, не погаснут, хотя в них – вроде бы! - ничего особенного. Из мгновений Прошлого. В советское время было. Я почти бежала по Москве, опаздывала на какой-то очередной Пленум писателей, назначили не в Правлении писателей и не в ЦДЛ, а здание было с небольшим крыльцом. День весенний, на газонах зеленела первая трава. Торопилась и думала о тяжелом конфликте в среде писателей, они (теперь уж не помню за что!) резко осудили Виктора Астафьева за его высказывания. Слишком резко! И на Пленуме, кроме прочего, намечалась разборка. Вижу, у крыльца того здания – уже целая толпа, некоторые писатели курят, разговаривают. Слава Богу, успела! До крыльца оставалось около пятнадцати метров, и тут заметила – на газоне, прислонясь к дереву, одиноко и виновато стоит Виктор Астафьев и смотрит издали на крыльцо, и не идет туда. Остановилась возле Астафьева, словно вкопанная, поздоровались, спрашиваю: - Идем? - Нет, Таня, пока не пойду. - А чего? - Не все со мною здороваются, как-то неудобно из-за этого! Подумала: «Ничего себе! Совсем обалдели!» И тут же говорю: - Так и я к ним не пойду! Астафьев повеселел, стали разговаривать. Видим, издали торопится Василий Белов на Пленум. Поравнялся с нами, поприветствовал, поинтересовался: - Чего вы тут отдельно? - Раскол! - заявил Астафьев. Василий Иванович подумал-подумал и заявил твердо: - Чего бы ты, Виктор, не вякал о тех делах, и чего бы я тебе не сказал в ответ, раскола быть не должно. И остался с нами. Когда крыльцо опустело, и все уже сидели в зале, Василий Белов молвил: - Пора и деревенским, что ли? Зашли и сели все вместе. Немного погодя к нам подсел поэт Юрий Кузнецов. Еще из мгновений Прошлого. В Кремлевском дворце съездов было. Тоже в советское время. Какое-то великое торжество Правительства и писателей, художников, артистов. Все ждали банкета возле банкетного зала, который был пока закрыт. Вероятно потому ждали, что члены Правительства еще не появились. Мы стояли трое – я, прозаик Виктор Астафьев, прозаик Дмитрий Жуков (меня поразила его книга «Огнепальный») и вели мирную беседу на литературные темы. Прошел мимо поэт Сергей Михалков с молодой дамой в черных очках, кивнул нам. Увлекшись беседой, мы не заметили, как двери в банкетный зал отворились, и толпа ринулась туда, застревая в дверях. Ясное дело, все спешили занять места поближе к влиятельным лицам Правительства России. Дмитрий Жуков, высокий и элегантный, усмехнулся: - Ну, гляди! Помчались как! - Подождем... А то сшибут... - задумчиво протянул Астафьев. Когда столпотворение в дверях исчезло, и почти никого не осталось в фойе, мы двинулись тоже. И тут я оглянулась. И по сердцу полоснуло. Уже в совершенно пустом фойе, у стены, прислонившись к ней спиной, стоял Василий Белов и с такою задумчивой тоской смотрел на происходящее, словно уже в чем-то давным-давно прозрел, лишь не решался никому сообщить об этом, или думал – бесполезно что-то говорить, объяснять. Я отстала от Астафьева и Жукова, но и те, заметив Белова, тоже остановились. Крикнула: - Василий Иванович! Присоединяйтесь. О чем думы? - Что-то жутко мне стало, - объяснил он, подходя к нам. - В каком смысле? - поинтересовался Астафьев. - За Россию боюсь, - тихо вымолвил Белов, вымолвил без всякого пафоса, с такой интонацией в голосе, словно речь шла о родном человеке. Потом досадливо махнул рукой, чтобы не расспрашивали больше, и мы вошли в сияющий, наполненный людьми зал. Ох, много раз я вспоминала эти слова и его, стоящего у стены и смотрящего на происходящее, и этот взгляд и голос-голос-голос, словно это было нечто провидческое, которое я не совсем тогда поняла, но остро почувствовала. Еще из мгновений Прошлого. Я была (речь о Москве, март 2002 год) по делам в громадном, высоченном здании, где раньше была масса редакций всяких журналов, это здание, известное многим литераторам, находится недалеко от Савёловского вокзала. Не помню сейчас прошлых редакционных дел, но это были дни моей горькой утраты – умерла моя мама. Всё время хотелось разрыдаться, но – ясное дело! - я в столице не лила слёз. Потому что она – им не верит, да и еще много причин. Но тяжело было так, что порою ноги подкашивались. От этого здания, как идти к Савёловскому вокзалу, есть длинный ход под мостом. Такой ход, пронизанный вечными сквозняками и воем проносящихся машин. Там и остановилась, опершись на поручни и глядя на эти несущиеся машины и тающий снег, окруженная свистом сквозняка, который тут же подхватил мои длинные пряди волос, но я их даже не придерживала. Мне было всё равно. Всё куда-то летело, равнодушно, мрачно и серо, как в городских трущобах романа Достоевского. Нет, я не собиралась броситься под машины, мне хотелось спрятаться от толпы, а там было полутемно и почти не было пешеходов. Прикрыла глаза и стояла. Вдруг слышу в пустоте: - Таня! Это ты? Приоткрыла глаза – Василий Белов. Видимо он направлялся по редакторским делам к тому зданию, из которого недавно вышла. - Я... - И подумала: «В такой громадной столице, в такой тяжелый момент, и пересеклись пути. Именно с ним». - Что случилось? - он тревожно посмотрел. - Мама умерла. Он охнул и на какое-то мгновение замолк. Затем сказал тихо: - Я тут с тобой постою, - и тоже оперся о перила. Машины неслись с грохотом. Сквозняк бросался уже и на него. Василий Белов добавил: - Ты стой, сколько желаешь. Я буду рядом, молча. И мы стояли какое-то время посреди этой столицы, наполненной миллионами жителей, и тогда я почувствовала, что не совсем одинока. А потом он меня проводил до вокзала, и мы еще сидели там на скамеечке, беседовали. И опять мне было легко с ним говорить. Спасибо, Василий Иванович. Теперь и Вас нет, и многое вспоминается-вспоминается. И потеря так остро, пронзительно ощутима. И тихо мерцает неуловимым светом туманная надежда – мы все где-то там – непонятно где! - снова встретимся. © Татьяна Смертина, 10 декабря 2012, Tatiana Smertina «Василий Белов – светлый дар» - воспоминания о писателе, жизнь и творчество В.Белова, фото из Архива Т.Смертиной, характеристика творчества русского писателя Василия Белова, эпизоды из жизни. © ЗАЩИЩЕНО ЗАКОНОМ ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ: копировать, размещать у себя в блогах и публиковать без согласия автора произведение «Василий Белов – светлый дар» и фотографии из статьи - запрещено. Статья "Светлый дар", посвященная русскому писателю Василию Ивановичу Белову, опубликована в еженедельнике «Литературная Россия» - №52 за 28.12.2012.
Василий Белов - библиография, книги
Василий Иванович Белов родился 23 октября 1932 в деревне Тимониха Северного края, ныне – Харовский район, Вологодская область. Скончался – 4 декабря 2012 в Вологде, похоронен в родной деревне Тимониха. Родовые корни – крестьяне русского Севера. Отец Иван Фёдорович Белов погиб на войне, мать Анфиса Ивановна в одиночку растила детей (в своих воспоминаниях «Невозвратные годы» В. И. Белов подробно описывает всех деревенских родственников). НАГРАДЫ: * Государственная премия СССР (1981) — за произведения последних лет из книги «Повести и рассказы» * Государственная премия Российской Федерации (2003) * орден Трудового Красного Знамени (1982) * орден Ленина (1984) * орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (17 марта 2003) — за большие заслуги в развитии отечественной литературы * лауреат премии им. Льва Толстого (1992) * лауреат Всероссийской премии им. Аксакова (1996) * Орден Почёта (17 ноября 2008) — за большой вклад в развитие отечественной литературы и многолетнюю творческую деятельность. * Награждён орденами Русской Православной Церкви. * орден Преподобного Сергия Радонежского III степени (2003) ИЗ КНИГ: "Знойное лето" (1963); "Бухтины вологодские" (1969); роман "Всё впереди" (1986); "Год великого перелома" (1989-91); "Кануны" (1972-87); "Лад. Очерки о народной эстетике" (1982); "Плотницкие рассказы" (1968); "Привычное дело" (1966); "Повседневная жизнь русского севера" (2000) ЭКРАНИЗАЦИЯ * Африканыч — режиссёры Михаил Ершов, Виктор Соколов, Олег Дашкевич, 1970 год * Целуются зори — режиссёр Сергей Никоненко, 1978 год * По 206-й — режиссёр Виталий Кольцов, 1990 год * Всё впереди — режиссёр Николай Бурляев, 1990 год |